– Первый герой Лондона. – Хит с презрением швырнул так и нераспечатанное письмо на стол. – Владетель замка… нет, негодяй замка. Это точнее.
В холле раздались шаги, за дверью послышалось движение. Огромная тень упала на толстый восточный ковер, затмив собой узор из кроваво-красных пионов.
– Вы вернулись на весь вечер, милорд? – прозвучал бас, низкий, как похоронный колокол.
Хит обернулся к внушительной фигуре, заполнившей весь дверной проем. Хэмм был солдатом в его бригаде. Умелый фехтовальщик и верный друг, он нередко скакал в атаку рядом с Хитом. Вместе они сразили немало французских драгун. Хэмм выглядел свирепым и наводил страх на служанок, которых дразнил и защищал на свой неуклюжий манер.
– Вообще-то, Хэмм, я собираюсь отправиться в театр.
Лакей-гигант вошел в комнату, окинул хозяина внимательным взглядом и задержался на яичном пятне, засохшем на рукаве в противную корку.
– Вам понадобится свежая смена одежды, милорд?
– Да. И бритва. От сэра Рассела из Дувра не было никакого сообщения?
– Нет, милорд. Военное министерство обещало предупредить вас, если возникнет нужда.
Хит встретился глазами с пожилым йоркширцем. Именно Хэмм вместе с Расселом вызволили Хита из маленького португальского монастыря, где он прятался после побега, после пережитых пыток. Тело Хита еще носило шрамы, но ум нашел блаженное забвение. Хэмм потерял на войне обоих братьев и отца. Он никогда не говорил о них, но Хит знал, что он по-своему тихо горюет о них.
– Еще слишком рано, – промолвил Хит. – Я думаю, у него много неотложных дел, которые важнее, чем письма домой.
Хэмм кивнул, взгляд его был странно непроницаемым.
– Сэр Рассел может сам о себе позаботиться, милорд, – произнес он, помолчав. – Он всегда это умел.
Гермия без предупреждения вошла в спальню Джулии. Ее темно-золотое креповое платье с длинными рукавами отражало мерцающий блеск свечей.
– Святые небеса, Джулия, положи наконец свой глупый альбом для рисования. Ты еще не одета, а мы через несколько минут должны ехать.
– Хм?.. – Джулия не подняла на нее глаз.
Недовольство на ее лице лишь усилилось, по мере того как она всматривалась в рисунок, установленный на приподнятых коленях.
– Это преступление, – промолвила Гермия без всякого предисловия и плюхнулась на постель.
Джулия вздохнула.
– То, что я не одета соответственно или что вы ворвались без стука?
Гермия попыталась взглянуть на рисунок.
– Ни то ни другое. Я говорю о бесстыдном преследовании Одемом женщины моих лет.
Джулия прикрыла рисунок руками.
– По-моему, это очень мило.
– Мило? Этот старый негодник! Что ты там рисуешь такое секретное, Джулия? Покажи мне. Голого мужчину?
– Голого мужчину! Надо же!
– Голого Хита Боскасла?
– Право же, Гермия! Все, что я могу сказать, – это слава Богу, что он уехал домой хоть на час. Я едва могу перевести дыхание.
Гермия поджала губы, а Джулия нагнулась и бережно убрала альбом в сундук с медными скрепами, стоявший в ногах ее кровати.
Джулия решила, что позднее нужно будет подыскать другое место для храпения альбома. Она совершенно не доверяла хитроумной Гермии… и ее любопытству.
Соскользнув с постели, Джулия тщательно оправила свое белое платье из переливчатого шелка.
– Вы видели мой сапфировый браслет?
– Не пытайся переменить тему, Джулия. Когда Хит здесь, я чувствую себя в безопасности, моя дорогая. Защищенной.
– А я нет. – Она вытащила тонкую шерстяную шаль с бахромой из-под массивной фигуры Гермии. – Если хотите знать, я чувствую себя под угрозой.
– Под угрозой? – Брови Гермии недоверчиво приподнялись. – Да он убьет всякого, кто посмеет к тебе приблизиться. Или ты имеешь в виду совсем иную угрозу?
– Проклятие! – пробормотала Джулия. – Где этот чертов браслет?
– На столе, перед тобой. Так чем Хит угрожает тебе?
Джулия застегнула браслет и, поколебавшись, взяла с постели тонкие перчатки до локтя.
– Ситуация неуютная и неловкая для нас обоих.
В зеленых глазах Гермии сверкнуло понимание.
– А по-моему, он чувствует себя с тобой очень даже ловко и уютно.
Джулия смотрела па перчатки, словно вспоминая, как их надевают.
– Боюсь, что Рассел шантажом принудил Хита охранять меня.
– Шантажом? Ты хочешь сказать, что у Хита криминальное прошлое, которое угрожают разоблачить?
– Я не имею в виду ничего подобного. Просто Хит слишком благородный. – А Рассел понятия не имел, что делает, снова сводя их вместе.
– Как это можно быть слишком благородным?
Джулия с усилием натягивала перчатки.
– Мне бы хотелось убедить его, что ему нет необходимости оставаться здесь дольше. Может быть, вы поможете?
– Я не стану делать ничего подобного, – возразила Гермия. – Мне приятно его общество и тебе, Джулия, тоже. Я привыкла видеть в нем нашего собственного Аполлона. Возможно, с дьяволинкой, но какая женщина станет против этого возражать?
Гермия поднялась, прошествовала к двери и замерла в ожидании.
Джулия удрученно покачала головой.
– Наш персональный Аполлон.
– Ты не находишь его невыносимо красивым?
– Это сомнению не подлежит. – Но безусловно, именно это и было частью ее проблемы. Красивый, неотразимый, а в нужные моменты нежный. Джулию огорчало, что, несмотря на возраст и жизненный опыт, она легко поддавалась его обаянию.
Гермия приостановилась наверху лестницы. Ее грудь бурно заколыхалась под барочным жемчужным ожерельем.
– Бог в руках стоит двух на Олимпе. Я была бы очень расстроена, если бы ты отказалась от его охраны.
Джулия спустилась по ступенькам в холл и заметила смуглого интересного мужчину, одиноко стоявшего в полутемной, увешанной гобеленами нише. При ее приближении он повернулся на каблуках. Рука в печатке сжимала гладкие перила красного дерева. Джулия помедлила и молча попыталась его разглядеть.
Приятное удивление мгновенно сменилось острым разочарованием. С первого взгляда его можно было легко принять за Хита. У него была такая же густая черная шевелюра и дьявольская элегантность, беспечная мужественность, от которой захватывало дух. Мощные плечи, обманчивая худощавость фигуры, так выгодно подчеркивающая модный вечерний костюм. И глаза. Эти темно-синие глаза Боскаслов, которые оценивали и завораживали женщину той деликатной жаждой, от которой у них перехватывало дыхание. Джулия почувствовала, что ее рассматривают взглядом знатока, лестным и не оскорбительным.