— Простите, я думала, что эта дама по делу о шантаже.
— Нет, — ответил я. — Речь идет о несчастном случае на перекрестке.
Селлерс, казалось, проглотил мой обманный маневр.
— Ну, что нового, Дональд?
— Да ничего особенного, — ответил я. — Я чувствую себя прекрасно.
— Почему?
— Всю ночь не спал.
— Совесть замучила?
Я покачал головой:
— Зуб.
— Это плохо. Почему же вы не обратитесь к врачу?
— Так и сделаю, как покончу с делами.
— Вам можно посочувствовать. Зубная боль может превратить жизнь в кошмар.
— Как дела у Баллвина и его жены?
— Она все еще без сознания, а у него не плохо. Нет сомнения, отравление произошло от тостов с анчоусной пастой. Но в тюбиках яда не нашли. Должно быть, его насыпали уже на тосты.
— И когда это было?
— Мы не знаем. Миссис Баллвин сама их и готовила, точнее, подавала. Но так как она еще без сознания, мы не можем у нее спросить. Горничная утверждает, что миссис Баллвин начала готовить тосты, когда кухарка пришла в кухню. На подносе красовалось около десятка маленьких квадратных тостов. Закончила работу кухарка, украсив их рыбной пастой.
— И когда они были сервированы?
— В том-то и вопрос, — сказал Селлерс. — Баллвин пришел домой позже, чем обычно, и кухарка поставила поднос с тостами на буфет. Миссис Баллвин сказала ей, что будет обедать в городе, ну, кухарка и решила, что от нее ничего не требуется.
— Как долго лежали тосты на буфете?
— Минут пятнадцать. Во всяком случае, не более получаса.
— И что произошло потом?
— Когда пришел Баллвин, привратник принес тосты.
Баллвин как раз хотел приготовить себе коктейль, а его жена предложила ему попробовать эти тосты. Он попробовал, и они ему очень понравились. Кроме того, он, казалось, был в лучшем настроении, чем накануне.
— Что вы можете сказать о привратнике?
— Не беспокойтесь. Мы прощупаем основательно весь персонал. Включая и секретаршу миссис Баллвин.
— Да, значит, у вас трудный будет сегодня денек.
— Конечно. А что вы скажете об этом Китли?
— А что я должен о нем сказать?
— Та еще штучка, вам не кажется?
— Откуда мне знать?
— А вы не считаете, что он немного шантажирует нашего добряка Джеральда Баллвина?
— Если это так, то он вряд ли будет травить курочку, которая несет ему золотые яйца.
— Об этом мы тоже думали, — сказал Селлерс и добавил: — Но удар мог быть нанесен не по нему, а по миссис Баллвин.
Я заметил:
— Если яд был в тостах или, соответственно, в пасте, нельзя было заранее предположить, для кого пробьет последний час.
— Что вы имеете в виду?
— Ни один человек не мог бы предсказать, кто какой тост возьмет и сколько их съест. Если бы Баллвин был голоден, то он съел бы с полдюжины тостов, а его жена, напротив, один или два. В этом случае Баллвин бы отправился на небеса, а его жена просто отравилась — может быть, и тяжело.
Селлерс сказал:
— Мы продумаем все возможности еще раз и внимательно. А я-то полагал, что вы нам смогли бы немного помочь.
— Каким образом?
— Вы же пройдошливый парень, Дональд. Предположим, что у вас появилось намерение кого-нибудь отравить. Или, точнее, вы хотите отравить супруга, а жену — нет. Вы избираете для этого сандвичи…
— Хватит. Уматывайте отсюда, у меня болит зуб, — хмуро бросил я. — Еще один вопрос: много яда проглотили эти Баллвины?
— Судя по всему, достаточно, чтобы свалить и лошадь.
Если бы Шарлотта Хенфорд не уведомила своевременно врача, что речь идет об отравлении мышьяком, то Баллвина было бы не спасти. Решающим оказалось то обстоятельство, что врачи, хотя и в последний момент, но оказали ему нужную помощь. А жена долго пролежала в ванной комнате, так что у нее дела хуже. Ведь она тоже приняла значительную дозу.
Я сказал:
— Что ж, если у меня появятся какие-либо соображения, которые помогут вам в дальнейшем, я вас оповещу. А теперь мне нужно к зубному врачу.
Селлерс слез со стола.
— Желаю удачи, Дональд. И как на вас найдет просветление — жду звонка.
Я кивнул Формби и попросил Элси:
— Выясните, сможет ли зубной врач принять меня немедленно.
Кабинет доктора Квая был на седьмом этаже. На дверях красовалось имя: «Доктор Джордж Л. Квай. Частная практика». В левом нижнем углу можно было прочесть:
«Только по предварительной договоренности».
Я вошел в маленькую приемную, в которой находились диван, несколько стульев с прямыми спинками и стойка с газетами и журналами.
Когда я открывал дверь, в заднем помещении прозвучал звонок, и тотчас мужской голос пригласил меня войти.
В дверях я заметил, что доктор как раз занят пациенткой.
— Моя ассистентка вчера внезапно уволилась, — сказал он извиняющимся, но раздраженным тоном, — вот сегодня все и идет кувырком. Как ваше имя и что вы от меня хотите?
— Меня зовут Лэм, и я хотел бы к вам записаться. А если можно, то хорошо бы посмотреть на мой зуб прямо сейчас.
— Посидите немного в приемной. Я скоро закончу.
Я вернулся в приемную и присел.
Через несколько минут из кабинета вышла пациентка. Это была холеная молодая женщина, лет тридцати, на левой руке у нее было широкое обручальное кольцо и еще одно кольцо, усыпанное бриллиантами.
Она посмотрела на меня с сострадательной улыбкой и быстро вышла. Послышался шум воды — это доктор мыл руки.
Сквозь молочные стекла я видел фигуру какого-то мужчины, который, видимо, побаивался зайти к врачу.
А может, он стоял там по другой причине.
Появился доктор Квай:
— Ну, молодой человек, давайте посмотрим, что вас беспокоит.
Вновь прозвучал звонок, и в приемную вошел Карл Китли.
— Доброе утро, — сказал доктор.