Губы Юлии невольно растянулись в задорную улыбку. Атмосфера места, еда и вино, очередная сигарета, которую она достала из пачки под его недовольным взглядом, сделали свое дело. Юлия откинулась на спинку диванчика. Положив ногу на ногу, оглядела разомлевшим и чуть шальным взглядом пространство клуба.
— Представь… — сказала она мечтательно. — Вот, мы сидим сейчас с тобой тут, за столиком… Вино пьем, сыр едим… мимо люди ходят разные… И никто, никто из них даже не подозревает — что вот здесь, рядом с ними, сидят аж целых два ангела! Здорово. Да?!
Он очень серьезно посмотрел ей в глаза. Протянув руку через стол, сжал неожиданно сильными тонкими пальцами ее ладонь.
— Ты пока еще не ангел.
Сказал он другим каким-то голосом, более низким и значительным, так, что она тоже невольно посерьезнела.
— И я — тоже.
При этих словах в лице его появилось странное выражение. Оно стало будто старше лет на десять от решимости и твердости, от суровой мучительности сжатых в твердую линию нежных губ. Глаза засветились изумрудным огнем.
— Ты разве не заметила? У ангелов не болят спины, не бывает любовных проблем и сомнений в смысле жизни, и у них не появляется ссадин на лбу от ударов всяких истеричек…
— Ну, извини…
— Мы с тобой не ангелы. Но мы можем ими стать, в отличие от…
Он оглянулся вокруг с выражением несколько презрительным. Или так только показалось из-за его манеры прищуривать глаза?
Юлия тоже посмотрела вокруг… Все эти люди, проводящие время кто весело, кто расслабленно за соседними столиками, вовсе не казались ей достойными презрения или пренебрежения. Скорее — наоборот. Она всегда чувствовала себя в таком окружении слегка недостойной, недоделанной, не достигшей чего-то.
— Ты, может быть, мне не веришь?
— Может быть.
Она ничего не могла с собой поделать. Или — не хотела? Вот и сейчас, опять не смогла удержаться. Ей нравилось дразнить его, злить, выводить из себя. А почему — она и сама не понимала. Какое-то сопротивление и… недоверие поднимались внутри при одном только взгляде на этого странного юношу. Хотя… да нет, он вроде бы нормальный. И даже очень.
Ей нравилась его внешность и манеры воспитанного мальчика из хорошей семьи.
— Как тебе доказать?!
Она, наверное, была уже совсем пьяная. Сама не заметила, как начала пить третий бокал, в то время как он все еще цедил первый.
— Покажи крылья…
Она просто пошутила. Просто устала быть серьезной, страдающей и думающей о каждом своем слове, шаге или поступке. Устала за все это долгое время… она никак не рассчитывала на такую реакцию. Марк вскочил, чуть не опрокинув стул, больно вцепился ей в руку.
— Только если ты мне свои покажешь! — крикнул он.
Люди вокруг уже давно начали оборачиваться на странную парочку с похожими глазами и волосами и одинаково мокрыми коленями. Он сел на место, скрипя зубами. Видно было, что терпение его на исходе. Вообще-то, у нее оно тоже давным-давно кончилось бы, особенно если учесть, что он, оказывается, бегал за ней по морозу и слякоти чуть ли не целый месяц!
— Ты еще, может быть, скажешь, что не хочешь вернуться в свою ипостась?
Наклонившись вперед, он прошептал это так, будто бы кто-то в этой музыке и гаме мог их подслушать. Он уже не обращал внимания на то, что дым от ее сигареты, тлеющей в пепельнице, заставляет его морщиться, попадая прямо в нос.
— Может, не хочешь прекратить эти муки и сомнения? Или… — он еще понизил голос, — …у тебя их нет?
Юлия вспомнила облака. Свет, льющийся из них, струящийся вокруг них, проходящий сквозь них. И чувство покоя, и… На лице ее в этот момент появилось такое выражение, что Марк улыбнулся. Но потом она вспомнила другое. Эти воспоминания были неразделимы. Именно поэтому она предпочитала не вспоминать вообще.
— Мало ли что я хочу. Хотеть не вредно… только… как это сделать?
Он опять невоспитанно вскрикнул, не заботясь о том, какую вызывает реакцию у окружающих.
— Я знаю, как это сделать!
— Знаешь?..
— Вдвоем проще. И вернее.
Недоверие, прозвучавшее в Юлином голосе, только сейчас, видимо, достигло его сознания. Настолько он был увлечен своими идеями. Он резко замолчал. И, опершись руками о стол, поднялся, явно собираясь уйти.
— Но если желаешь тут оставаться, в этом… — он быстро огляделся. — Пожалуйста. Я и сам справлюсь. Сиди…
— Постой! Подожди… пожалуйста.
Юлия вдруг так испугалась, что он уйдет! Как Иван. Как все они. Она больше не сможет этого пережить. Особенно теперь, когда она нашла родственную душу, то есть — когда он сам ее нашел! Когда предлагает возможность, пусть и мифическую, вернуть себе то состояние счастья и, может быть, правда… обрести свою истинную сущность. Как предрекал когда-то дон Карлос?
— Извини. Останься, пожалуйста. Я не хотела тебя обидеть…
Он опустился на стул, но отвернулся и какое-то время сидел в гордом молчании, надувшись, ковыряя вилкой в тарелке и прихлебывая вино. Казалось, он о чем-то мучительно думает. Одна угрюмая складка образовалась у него на лбу, и еще две — у губ.
— Марк…
Теперь уже она взяла его за руку. Глаза Марка мгновенно загорелись надеждой.
— Я не могу сейчас ничем тебе это доказать… — быстро заговорил он. — Но неужели ты сама не видишь? Не чувствуешь?!
— Я… не знаю.
Он подумал немного, глядя на то, как снег за темным окном валит безостановочно и завораживающе, словно в кино или в стильном клипе. А потом взглянул на ее вилку, которой она механически водила по желто-белым тянущимся ниткам растопленного сыра у себя в тарелке.
— Скажи, только честно — ты в детстве знала точно, что ты одна на этом свете, несмотря на то что вокруг тебя всегда было полно любящих, заботливых людей?
— Да, — удивленно кивнула Юлия.
— И ты задавала им только те вопросы, на которые, ты уже знала, они смогут как-то ответить. А другие так навсегда и оставила при себе?
— Ну… да…
— А потом, в юности, и дальше всегда чувствовала себя чужой в любой компании? Вместе, но — отдельно? А потом к тебе стали притягиваться люди, с которыми нормальный человек предпочтет не сталкиваться… Верно?
— Д-да…
— И ты никогда не знала, кто ты, и кем хочешь быть, и зачем живешь?!
— Да!
— И, главное — тебя к ним тянуло! К неподходящим людям и занятиям! Как магнитом! Будто…
— Да-да, все так…
Юлия взялась пальцами за виски. Боль, возникшая в них, отдавалась в сердце и в спине.
— Ты не знала, куда приложить свои силы, — говорил Марк.