— А-а… братик! За сестру переживаешь?
От звука бархатного голоса Марк вздрогнул, перевернулся и сел, с всклокоченными кудрями и бешеным взглядом.
— Чего тебе?! — хрипло воскликнул он. — Оставь меня!
Бояна поступила ровно наоборот. Время шло, а она все стояла, возвышаясь над несчастным Марком, глядя на него в упор с жалостью и насмешкой. Но постепенно насмешки в ее лице становилось все меньше, а невольного сочувствия и еще чего-то, пока не очень понятного ей самой, — все больше.
— Уйди… — бессильно попросил Марк.
— Я уйду, а ты будешь валяться в снегу и плакать?
Словно в подтверждение ее слов плечи Марка странно задергались, он глухо застонал, закрыв лицо руками.
— Да она теперь круче нас всех стала! Священная жертва Велесу, да еще и избранница Белояра…
— Тебе какое дело?! — взревел юноша.
— Радоваться надо, — пожала плечами Бояна. — Ты ведь этого хотел…
В ее низком грудном голосе неожиданно прозвучали нотки Велемира — когда она сама в первый свой вечер услышала о роли жертвы, предназначенной ей.
И то же отчаяние и подавленный гнев, какие испытала тогда, она видела сейчас в глубине зеленовато-серых глаз, застывших от внутреннего мороза, оледенившего душу.
— Издеваешься? — процедил Марк. — Или — провоцируешь?
— Да просто не понимаю, почему ты так огорчен? Можно подумать — ты ревнуешь… — опускаясь рядом с ним на колени, Бояна метнула на бледное лицо быстрый любопытный взгляд.
Марк досадливо щелкнул пальцами.
— При чем здесь ревность?! С этой клоунской «волчьей» свадьбой и всеми судами прекратились волошба и обряды! И неизвестно, когда возобновятся, а я уже не могу ждать!
— Ты ведь недавно прошел вторую стадию…
— Да. Но я хочу пройти третью!
Марк, обернувшись назад, окинул столб и коровий череп на его вершине горячим взглядом, в котором гнев, жажда и отчаяние смешивались в редкий и опасный сплав. Он схватился за голову, сжал ладонями виски и опять тихо застонал.
— Я могу тебе помочь… — сказала тогда Бояна.
— Как?!
Марк так резко повернулся к девушке, сидевшей рядом, что мокрые каштановые кудри взметнулись и снежинки разлетелись вокруг его лица алмазной крошкой. В глазах-хамелеонах засверкала не менее яркая шальная и недоверчивая надежда.
— Не печалься… и наберись терпения.
Горячая ладонь легла на ледяные мокрые пальцы Марка. И комок снега, сжатый в них, выпал, воткнувшись в пушистый ковер рядом с Бояной.
— Сегодня у нас тоже будет особенная ночь.
Прошло довольно долгое время с тех пор, как Юлия прилегла в маленькой комнатке в доме Бера, впав в странный полусон, полутранс. Гул голосов за дверью, шум праздничного пира, гневные выпады Бояны, жуткий тост Марка и приглушенное рычание Белояра, слизывающего кровь с ее губ, сливались в подсознании с фантастическими картинами, то замолкая, то вновь усиливаясь. Юлия не могла вынырнуть из этой бесконечной круговерти, но заснуть крепко тоже была не в состоянии.
Она вздрогнула, услышав скрип медленно открывающейся двери. Вскочила, сев на кушетке. Распахнувшиеся мгновенно глаза сощурились от яркой полоски света, что лилась в приоткрытую дверь. И тут же снова мягкая, как черный норковый мех, темнота воцарилась в тесной жаркой комнатке. Тем не менее, глаза, привыкшие к сумраку, различили не только контуры фигуры, но даже выражение лица человека, возвышавшегося над ней. Прислонившись спиной к противоположной стене, он молча глядел на Юлию.
— Вань…
— У меня теперь другое имя, — холодно заметил он.
Но Юлия уже и сама опомнилась, быстро прикрыв рот ладонью. Огромные усилия требовались ей, чтобы не вскрикнуть, — она вдруг так ясно вспомнила вчерашний хищный блеск в этих глазах, заставивший ее потерять сознание от страха.
— Не думал, что придется еще раз увидеть тебя, — задумчиво, словно бы сам с собой, продолжал говорить Белояр.
— Я тебя искала!
Юлия была уверена — он думает сейчас о том же, что и она. Видит перед глазами не реальность, а их первую встречу. Пьяный, избитый, замерзший Иван вот так же ухмылялся тогда, прислонившись спиной к ее двери. Сейчас он бросил на нее из-под челки быстрый недоверчивый взгляд.
— Искала каждый день, каждый вечер, по всем подворотням, забегаловкам и…
— Ну, конечно.
Юлия не сразу поняла оскорбительную двусмысленность своей фразы. Следующие слова Белояра больно хлестнули стыдом и запоздалым раскаянием:
— Конечно… Где же меня еще можно было искать?
Она смутилась, покраснела и замолчала. И, чем дольше она молчала, тем неприязненнее, мрачнее и горше становился взгляд Ивана. Юлия никогда раньше не видела у него такого лица и даже не предполагала, что так может быть.
— Как ты здесь оказалась? — вдруг строго спросил он. — Зачем?
Действительно — зачем? Ответ настолько же очевиден, насколько невозможен для того, чтобы вымолвить его вслух. Он казался абсурдным, безрассудным, несносным, и только он мог быть изречен. Только он или никакого. Но она не могла, разумеется, произнести этого, особенно сейчас.
— Так для чего же все-таки ты сюда забралась? Вероятно, чтобы снова подобрать меня из лужи? Что ж, похвальное желание, христианское… Только здесь это не катит, здесь язычество…
Белояр оторвался от стены, сделал шаг вперед. Его высокая мощная фигура заполнила собой всю комнатку. Юлия поняла, что никогда уже не сможет сказать того, ради чего выискивала его одинокими несчастными вечерами. Да и как можно сказать «я люблю тебя» после того, как они с Марком все решили для себя? И она молчала под этим испытующим презрительным взглядом. А Иван продолжал говорить, одновременно приближаясь:
— Ну, спасибо! Ты мне снова помогла, я у тебя кругом в долгу. Сейчас я его попробую вернуть.
Лоб Белояра заблестел от выступившего пота. И Юлия, в общем, не удивилась, когда он, быстрым движением скинув с себя свитер, отбросил его в сторону.
— Я не знала, что ты… Что ты…
— Оборотень?
— Да.
— Я и сам не знал.
Тонкую трикотажную кофту он тоже снял, оставшись по пояс обнаженным. В комнатке с каждой минутой становилось все жарче, Юлия и сама бы разделась, да вот только момент был не самый подходящий.
— Так все-таки — что ты здесь забыла?
— А я у тебя о том же хотела спро…
Она осеклась, потому что увидела, что Иван продолжает раздеваться. Когда он расстегнул сильными пальцами застежку брюк, развел чуть в стороны ее края и глазам открылась дорожка из светлой шерсти, Юлия пребывала в шоке и столбняке, не в силах оторваться от вида его плеч и рук. Он вовсе не шутил — судя по серебряной снежинке, беснующейся в синих глазах.