– Да.
– Значит, машина, когда вы въезжали, стояла в правой от вас части стоянки?
– Ну да.
– А когда вы уезжали, машина находилась слева?
– Слева.
– Значит, чтобы увидеть те две машины, вам пришлось смотреть через водителя? Я имею в виду водителя той машины, в которой ехали вы сами.
– Не поняла, какого водителя вы имеете в виду?
– Того, о котором я говорил, – ответил Мейсон. – Водителя машины, в которой вы ехали.
– Я сама вела машину.
– Вы вели машину, когда уезжали?
– Ну да.
– А где находился ваш приятель?
– Скорчился на полу перед задним сиденьем, – вызывающе объявила она.
В зале послышался смех. Судья Кент нахмурился, и все замолчали.
– Объясните, пожалуйста, конкретнее, почему вы уезжали таким странным образом? – попросил Мейсон.
– Я уже говорила, что мой приятель женат. Когда мы заметили еще одну машину, то решили, что это какой-нибудь частный сыщик – с фотоаппаратом и вспышкой. Мы подумали, что его жене удалось выследить нас, чтобы решить имущественные вопросы так, как ей удобнее.
– То есть вы решили, что это кто-то подосланный его женой?
– Во-во!
– Вы оба так подумали?
– А то нет? Чего еще можно было ожидать? В три часа ночи прикатывает эта машина, причем летит на скорости миль шестьдесят в час.
– Вы говорите об этом как о вполне обычной вещи, утверждая, что ничего другого нельзя было и ожидать. Значит ли это, что вас и прежде фотографировали в двусмысленной обстановке люди, направленные оскорбленной женой?
Свидетельница в нерешительности замолчала.
– Я протестую, ваша честь! – вскричал Гамильтон Бергер. – Перекрестный допрос ведется с нарушениями. Вопрос задан с единственной целью – дискредитировать свидетельницу в глазах правосудия. Подобные заявления адвоката ущемляют интересы свидетельницы.
– Вопрос логически вытекает из предыдущего ответа свидетельницы, – заметил судья Кент. – Однако при сложившихся обстоятельствах полагаю, что он не влияет на суть дела. Ситуация говорит сама за себя. Протест принят.
– Вы сидели за рулем, когда машина, в которой находилась женщина, въехала на стоянку? – спросил Мейсон.
– Нет.
– Вы сами предложили сесть за руль?
– Мой приятель сказал, что, когда мы поедем обратно, машину лучше вести мне.
– Значит, он не видел женщину, вышедшую из машины?
– Он вообще ничего не видел. Он лежал на полу, стараясь вжаться как можно сильнее, а я старалась как можно быстрее уехать оттуда.
– И тем не менее вы успели обратить внимание на номер машины, которая приехала на стоянку?
– А как же.
– Почему?
– Я подумала… ну, мой друг испугался: «Боже, – воскликнул он, – это моя жена!» И… в общем, вы понимаете, что я внимательно смотрела на машину и на номер, его было несложно запомнить, а потом сказала, что это вовсе не машина его жены.
– Вы знаете, на какой машине ездит его жена?
– Да, тот автомобиль мне приходилось видеть.
– Когда вы с вашим приятелем приехали в загородный клуб «Святой Себастьян», вы развернули машину таким образом, чтобы она смотрела по направлению движения?
– Я уже это говорила.
– Зачем вы это сделали?
– А чтобы в случае чего быстренько смыться, пока никто не успел засечь номер его машины. Если бы машина смотрела на деревья, нам пришлось бы давать задний ход и разворачиваться.
– Вы с самого начала решили, что если увидите огни приближающейся машины, то быстро уедете?
– Да.
– Однако, заметив огни приближающейся машины, вы не уехали мгновенно. Вы дождались, пока машина не остановилась и из нее не вышла женщина, не так ли?
– Ну… в общем, да.
– Вы пересели на водительское место, а ваш приятель остался на заднем сиденье?
– Я не говорила, что он остался там.
– Вы говорили, что он лег на пол перед задним сиденьем.
– Да.
– И это правда?
– Правда. Чего мне врать-то?
– Когда вы идентифицировали обвиняемую, вы показали на нее пальцем и объявили, что это та женщина, которую вы видели выходящей из машины?
– Все правильно. Так оно и есть.
– Затем вы встали, подошли к ней и положили руку ей на плечо.
– Ну да.
– Процесс опознания был до этого отрепетирован, не так ли?
– Как это?
– Когда вы обсуждали с заместителем окружного прокурора Манли Маршаллом, как вы будете проводить опознание, он, вероятно, сказал вам: «Когда я спрошу вас, присутствует ли та женщина в суде, вы должны указать на обвиняемую. Просто покажите на нее пальцем и скажите: „Вот сидит эта женщина“». Говорил ли он вам подобное?
– Ну, он велел мне просто показать на нее пальцем.
– Просил ли он вас говорить с чувством?
– Нет, сэр.
– Неужели никто не говорил вам, чтобы вы отвечали с чувством, стараясь произвести впечатление в ту минуту, когда будете говорить: «Вот эта женщина!» – или что-то в этом роде?
– Ну, вы-то меня не об этом спрашивали.
– То есть как?
– Вы спросили, говорил ли подобное мистер Маршалл.
– Ах, значит, это говорил кто-то другой?
– Ну да, другой человек. Он велел мне отвечать с чувством, добавляя в голос драматизма. Именно так он и выразился.
– И кто это был?
– Мистер Гамильтон Бергер, окружной прокурор.
– Когда это происходило?
– Как раз перед тем, как меня вызвали для дачи свидетельских показаний.
– То есть, произнося фразу: «Вот эта женщина!», – вы повторяли слова вслед за мистером Бергером?
– Ну… я… он просто сказал мне, что говорить, и я сделала, как он велел.
– И он попросил вас добавить в слова чувства. Так?
– Ну, да.
– И вы еще раз произнесли эту фразу, но уже с большим чувством.