– Я вчера включила телевизор… – тихо произнесла она в микрофон, и все умолкли, чтобы лучше слышать. – То, что я увидела, повергло меня в шок. На всех каналах – одна сплошная безнравственность и бездуховность!
– О да, – с чувством поддержало ее собрание.
– Взять, к примеру, «Маленьких гамлетов»!
– Убожество! – согласилась толпа.
– Это же просто аморальная передача! – с надрывом воскликнула Жозефина Витраж. – Там показаны самцы и самки!
«Вероники» содрогнулись.
– И ведь этот ужас могут видеть дети! Наша прямая, я бы даже сказала, святая обязанность оградить детей от лавины пошлости, что обрушивается на нас со всех сторон! Ведь кому как не верониканцам знать, что нужно детям!
– Никому!
– То ли дело раньше, в наше время, – мечтательно закатила глаза благородная рысь. – Какие были передачи… Добрые, чистые. Никаких самцов, никаких самок. Сплошные нектар и амброзия.
Толпа ностальгически вдохнула.
– И вот что я вам скажу! Все новое плохо! А все старое – хорошо!
– Да! – согласились маски.
– Мы, верониканское общество «Духовный очернитель», не останемся в стороне! Напротив, мы будем контролировать все, что предлагается зверям под видом культуры! Мы пойдем в школы и детские сады! В издательства, прессу и на телевидение! Мы введем цензуру повсюду! И тогда нравственность и мораль восторжествуют! И чтобы никаких самцов и самок! Да пребудет с нами Вероника!
– Класс! – неожиданно для спутников обрадовался Георгий. – Всегда мечтал поглядеть на средневековье! Спасибо, что вытащили меня!
– А теперь… – торжественно объявила Жозефина Витраж. – Я приглашаю на эту сцену сподвижников богини Вероники!
Под неистовый рев публики на сцену важно поднялись трое верониканцев в рясах – шимпанзе Еремия, шимпанзе Филипп и шакал Иннокентий.
– Вы прокляты! – воскликнул болеющий перевертянкой Филипп.
– Вы благословенны, – перевел Еремия.
А Иннокентий добавил:
– Ибо сказано: «Те, кто».
– По доброй ли воле пришли вы к Веронике, о звери? – строго вопросил Еремия.
– Да! – рявкнул зал.
– Верите ли вы, что Вероника – Сверхобезьян? – еще сильнее нахмурился Еремия.
– Да не то слово!
– Понесете ли вы в мир наше учение?
– Незамедлительно!
– «Да будет так», – мягко процитировал Иннокентий.
– Ибо сказано! – согласилась толпа.
– Пускай каждый подойдет к нам и причастится к истинной вере! – объявил Еремия.
Толпа ринулась к сцене.
– Да случится это позже, – конкретизировал верониканец, и толпа остановилась. – Во время Праздника Возвышения, маскарада в честь Сверхобезьяна Вероники! И да будет известно вам, что этот бал – последнее ваше распутное развлечение! Вы рвете с прежней жизнью! Да здравствует нравственность!
– Да здравствует!!!
– Самцы в одну сторону, самки – в другую!
– Ура!
– Близится утро, когда мы вместе установим в городе Законы Вероники! И горе тому, кто!
– Горе!
– А теперь для нас поет Крошка Гром!
– О дааааааа!!! – взревела публика, и под этот рев на сцену выскочил певец-хорек. Сподвижники спустились в зал и тут же стали объектом осады со стороны огромного количества желающих стать верониканцами. Рок-группа заиграла бодрый ритмичный мотив, и Крошка Гром выкрикнул в микрофон:
– Привет, Градбург!
– АААА!!!
– Я не вижу ваших тетрадей по математике!
– Еще не получили!!!
– И первая моя песня посвящается Веронике!
Группа перешла на спокойную тему, и Крошка Гром проникновенно запел:
– Ночь опустилась, чтобы задушить мою душу. Она душит душу, душит душу. Но сквозь боль и страх я вижу свет, я слышу звук. Ля-ля тук-тук, ля-ля тук-тук. Я счастлив, потому что я – верониканец! Я – верониканец! Я – верониканец, и я прав! О да, детка, я прав!
Георгий потянул за рукав Улисса и довольно сказал:
– Спасибо, что вытащили меня. Всегда мечтал узнать, что такое попса в психушке.
Улисс огляделся по сторонам и обнаружил недалеко от себя Жозефину Витраж. Рысь больше не надела маску, и было заметно, что она ужасно горда собой. Вокруг нее увивались самцы и самки, желающие примкнуть к обществу «Духовный очернитель», чтобы путем цензуры, запретов и разоблачений насаждать в народе нравственность и мораль.
– Я сейчас вернусь, – бросил спутникам Улисс и подошел к Жозефине Витраж. Так как он был в маске, аристократка его не узнала.
– Впечатлен вашей речью, – сообщил Улисс.
Рысь одарила его довольной улыбкой.
– Однако мне не все ясно, – признался лис.
– Спрашивайте, я объясню, – великодушно предложила госпожа Витраж.
– Вот вы сказали, что все новое плохо, а все старое хорошо. Но известно, что все новое – это хорошо забытое старое. Означает ли это, что все плохое – это хорошо забытое хорошее?
Жозефина Витраж уставилась на Улисса с разинутой пастью.
– Э… – наконец произнесла она.
– То есть да? – уточнил Улисс.
– Мне пора! – всполошилась рысь. – Меня срочно ждут… на том конце зала! Да, на том конце.
– Не смею задерживать. – Улисс учтиво поклонился, и госпожа Витраж быстренько от него сбежала. За ней умчались и остальные духовные очернители и очернительницы.
– Вы ее озадачили, – раздался за спиной Улисса низкий голос, в котором угадывалась легкая насмешка.
Лис обернулся и увидел крупного зверя в строгом костюме и маске Вероники. Улиссу он показался смутно знакомым. И этот глухо звучащий из-под маски голос лис тоже определенно где-то слышал.
Прежде чем Улисс успел предположить, кто стоит перед ним, собеседник произнес:
– Вы не против, если вас тоже озадачат?
– Не против, – ответил Улисс. Ему стало любопытно.
– Замечательно. Так вот. Три обломка ждут своего часа, чтобы собраться в единое целое и родить звук, который приведет к ответам на многие вопросы.
Улисс нахмурился.
– Хм… Действительно, я озадачен. Скажите, мы знакомы?
Зверь не ответил. Вместо этого он кивнул в сторону и сказал:
– Похоже, это за вами.
Улисс повернул голову и увидел приближающегося Марио. Несмотря на маску, было заметно, что коала взволнован.
– Они его нашли! – воскликнул шпион и схватил лиса за лапу. – Идем скорей!