– Кто бы он ни был, кому-то он сильно мешал, кому-то наверху.
«Кому-то наверху». Вилли подумала о том, какая могла произойти заварушка там, во Вьентьяне в 1970-м году. Она перебрала в уме ЦРУ, контрразведку, «Эйр Америка». Кому из этих игроков мог перейти дорогу один-единственный, инкогнито-Лао?
– Как вы думаете, мистер Жерар, кто это мог быть?
Человек у окна пожал плечами:
– Какая теперь разница? Он давно мертв, да и все остальные с того самолета.
– Может быть, что не все. Мой отец…
– Вашего отца за двадцать лет ни разу не видели, и я бы на вашем месте держался от всего этого как можно дальше.
– Но что, если он жив?
– Если он жив, вполне возможно, он предпочел бы не быть найденным.
Жерар обернулся и теперь смотрел на нее, выражение его лица тонуло в темноте на фоне яркого пучка света из окна.
– У человека, за голову которого объявлена награда, есть все основания оставаться среди мертвых.
Она пристально поглядела на него.
– Награда? Я что-то не понимаю…
– Вам что же, не рассказывали про награду?
– Награду за что?
– За поимку Фрайера Така.
Она застыла. В голове всплыл образ – имя, напечатанное на обложке папки: «Операция «Фрайер Так». Она повернулась к Гаю:
– Ты ведь, кажется, должен знать, о ком идет речь? Кто такой Фрайер Так?
Ни единый мускул не дрогнул на лице Гая, словно он надел маску.
– Это просто сказка, не более того.
– Но у тебя в комнате лежала папка с его делом.
– Это всего лишь прозвище – некий летчик, перебежчик, такую легенду сложили…
– Легенду, да не совсем, – настаивал Жерар, – он действительно существовал, этот перебежчик. Разведка никогда не стала бы платить два миллиона за какую-то выдумку.
Вилли сверкнула глазами в сторону Гая, она хотела знать, хватит ли у него наглости встретить ее взгляд. «Ты все знал, негодяй, – думала она, – ты все время скрывал». Приступ ярости комом встал у нее в горле. Она собрала все силы, чтобы не сорваться на следующем вопросе, адресованном Алану Жерару:
– Вы считаете, что этим перебежчиком был мой отец?
– Так считает разведка.
– На каком основании? Просто потому, что он умел управлять самолетом? Или, может быть, потому, что за глаза можно наговорить про человека все, что угодно?
– Тут дело в том, когда все происходило, при каких обстоятельствах. В июле 1970-го Уильям Мэйтленд исчез с лица земли, а в августе того же года появились первые сведения о летчике-невьетнамце, орудующем на вражеской стороне, перевозящем оружие и золото.
– Но в Лаосе были сотни летчиков-невьетнамцев! Ваш Фрайер Так мог быть и французом, и русским, и бог…
– Вот как раз это нам было доподлинно известно: он был американцем.
Она гордо подняла голову:
– Вы только что обвинили моего отца в предательстве.
– Я сказал это вам только затем, чтобы поставить вас в известность. Если ваш отец жив, то может статься, он не хочет, чтобы его нашли. Вы, видно, полагаете, что ваши действия направлены на его спасение, мисс Мэйтленд, боюсь, что разочарую вас. На родине его может ждать решетка.
В возникшей паузе она перевела взгляд на Гая – он так и не проронил ни звука, что лишь подтверждало его вину. «На кого ты работаешь, – спрашивала она про себя, – на ЦРУ, «Эриал груп» или на свою собственную лживую шкуру?» Ей было противно смотреть на него.
Ее тошнило от одного его присутствия. Она встала.
– Спасибо, мистер Жерар. Я узнала от вас что-то очень важное, что-то, чего я не ожидала узнать.
– Тогда вы должны согласиться, что вам лучше оставить эту затею.
– Я другого мнения. Вы думаете, что мой отец предатель, и вы, очевидно, не единственный, кто так считает, однако все вы заблуждаетесь!
– У вас есть доказательства, мисс Мэйтленд? – Жерар фыркнул. – Каким чудом вы раздобыли их через двадцать-то лет? Поделитесь.
На это у нее не было ответа. Глядя правде в глаза, она понятия не имела, что ей делать дальше. Ясно было одно – действовать придется в одиночку.
Она вытянулась в струну, пока шла за Жераром обратно по коридору, и, пока они шли, она остро ощущала присутствие Гая за спиной. «Ведь я знала, что ему нельзя верить, – думала она, – с самого начала знала».
Никто не проронил ни слова, пока шли до двери. Здесь Жерар остановился и тихо сказал:
– Мистер Барнард, с вами можно передать сообщение Тоби Вульфу?
Гай кивнул:
– Разумеется. Что передать?
– Передайте ему, что сегодня он израсходовал свой последний ход, – Жерар отворил дверь, на улице ослепительно светило солнце, – больше чтоб меня ни о чем не просил.
* * *
Она не сделала и пяти шагов, как ее гнев вырвался наружу.
– Это все была ложь! Мерзавец, ты меня использовал!
Его лицо только подтверждало ее открытие, на нем ясно было написано признание вины.
– Ты все знал про Фрайера Така, про вознаграждение. Тебе был нужен не любой пропавший, а кто-то конкретный, и этот кто-то – мой отец!
Гай повел плечами, как бы показывая, что теперь-то, когда правда обнаружилась, ему было почти все равно.
– И как же ты собирался провернуть эту сделку со мной? – наседала она. – Рассказывай, мне интересно знать. Ведь найди мы его, ты бы сразу его сдал, а меня отшвырнул в сторону, так? Или заговаривал бы мне язык, пока я не привезла бы отца домой, а там, прямо на трапе самолета, отдал бы его в лапы правосудия? Каков был план, Гай? Отвечай?
– Никакого плана не было.
– Оставь это, чтобы у тебя и не было плана?
Он выглядел уставшим и побежденным.
– Плана не было.
Она сверлила его взглядом, сжимая и разжимая кулаки.
– Готова поспорить, что план еще как был, за два-то миллиона зеленых. Бьюсь об заклад, ты уже разрисовал, как будешь их тратить, пристроил в уме каждый доллар. Оставалось только сдать отца суду. Негодяй!
Как ей хотелось вмазать ему покрепче прямо здесь и сейчас, но вместо этого она просто развернулась и пошла.
– Еще как бы пристроил денежки, – закричал он ей вслед, – и много чего мог бы! Но тебя я никогда не собирался использовать!
Она шагала прочь. В несколько своих шагов он нагнал ее.
– Вилли, черт побери, да выслушай же ты!
– А что выслушивать, очередное вранье?