— Теперь вам втроем придется справляться со стариной ирландцем.
— Почему же тебя вызывает доктор Гренвилл? — поинтересовался Венделл.
— Понятия не имею, — ответил Норрис.
— Профессор Гренвилл, можно?
Декан медицинского колледжа оторвал взгляд от своего стола. Его голова, контуры которой подчеркивал мрачный дневной свет, проливавшийся из расположенного позади окна, напоминала голову льва с гривой из жестких седых волос. Остановившись на пороге, Норрис почувствовал, что Олдос Гренвилл изучающее разглядывает его, и задумался: какой же просчет послужил причиной этого вызова? Шагая по длинному коридору, он выискивал в памяти событие, которое могло бы заставить доктора Гренвилла обратить внимание на его фамилию. Наверняка Норрис сделал что-то не так, ведь больше нет причины, по которой этот человек мог бы среди нескольких десятков студентов-первогодок заметить какого-то фермерского сына из Белмонта.
— Входите, входите, господин Маршалл. И закройте дверь, пожалуйста.
Норрис с тревогой опустился на стул. Гренвилл зажег лампу, и пламя, озарив мягким свечением блестящую поверхность стола, выхватило книжные полки вишневого дерева. Львиный контур обернулся привлекательным лицом с кустистыми бакенбардами. Волосы Гренвилла оставались густыми, как у юноши, даже после того как поседели, наделив его и без того замечательные черты еще большей силой и авторитетом. Профессор откинулся на спинку кресла, и его темные глаза показались Норрису удивительными сферами, отражающими свет лампы.
— Вы ведь были там, в больнице, — начал Гренвилл. — Той ночью, когда погибла Агнес Пул.
Эта мрачная тема, так внезапно поднятая профессором, застала Норриса врасплох, и он смог лишь кивнуть в ответ. После убийства прошло уже шесть дней, и с тех пор весь город только и судачил о том, кто — или что — могло убить ее. В «Дейли эдвертайзер» поместили описание демона с крыльями. А слухи о папистах, без сомнения запущенные стражником Праттом, были неизбежны. Но толковали и о другом. Проповедник из Салема говорил о недремлющем зле, о нечистой силе и иноземцах, поклоняющихся дьяволу, побороть которых может лишь справедливая рука Божья. Эти безумные истории привета к тому, что прошлой ночью на Ганноверской улице пьяная толпа погналась за каким-то несчастным итальянцем, заставив его искать убежища в одной из таверн.
— Вы первым обнаружили свидетельницу, — сказал Гренвилл. — Девушку ирландку.
— Да.
— И с тех пор ее не видели?
— Нет, сэр.
— Вы знаете о том, что Ночная стража разыскивает ее?
— Господин Пратт говорил мне. Но я ничего не знаю о мисс Коннелли.
— Господин Пратт убедил меня в обратном.
Так, значит, поэтому его вызвали сюда! Ночная стража хочет, чтобы Гренвилл вынудил Норриса дать какиелибо сведения.
— С той самой ночи девушка больше не появлялась в доходном доме, где жила раньше, — сообщил Гренвилл.
— Наверняка у нее есть какие-нибудь родственники в Бостоне.
— Только муж ее сестры, портной по фамилии Тейт. Он же сказал Ночной страже, что девушка не в себе и склонна оскорблять окружающих. Она даже обвинила его в низком поступке.
Норрис вспомнил, как Роза Коннелли дерзнула подвергнуть сомнению воззрения выдающегося доктора Крауча
— невероятно смелый поступок для девушки, которая должна знать свое место. Но «не в себе»? Нет, в тот вечер в родильной палате Норрис видел девушку, которая всего лишь стояла на своем, девушку, которая оберегала свою умирающую сестру.
— Я не заметил в ней ни тени безумия, — признался он.
— Она сделала несколько очень необычных заявлений. О некоем существе в плаще.
— Мисс Коннелли назвала его «фигурой», сэр. И никогда не говорила, что это сверхъестественное существо. Это «Дейли эдвертайзер» назвал его Вестэндским Потрошителем. Мисс Коннелли, конечно же, испугалась, но истеричной не была.
— И вы не подскажете господину Пратту, где она может находиться?
— С чего он решил, будто я это знаю?
— Он полагает, что, возможно, вы лучше знакомы с ее… собратьями.
— Понимаю. — Норрис почувствовал, как напряглись мышцы его лица. «Значит, они считают, что парнишка с фермы даже в костюме остается парнишкой с фермы», — с горечью подумал он и спросил:
— А можно узнать, с чего это вдруг ему так спешно понадобилось ее отыскать?
— Она свидетельница, и ей всего лишь семнадцать лет. Необходимо позаботиться о ее безопасности. И о безопасности ребенка ее сестры.
— Вряд ли можно представить себе, что господин
Пратт заботится о чьем-то благополучии. Может, он хочет отыскать девушку по какой-то другой причине?
Гренвилл немного помолчал. А через мгновение сообщил:
— Есть некое дело, о котором господин Пратт не хотел бы сообщать репортерам.
— Какое дело?
— Оно касается одного ювелирного украшения. Медальона, который некоторое время находился у мисс
Коннелли, а потом оказался в ломбарде.
— И чего же особенного в этом медальоне?
— Он не принадлежал этой девушке. По закону медальон должен был перейти к мужу ее сестры.
— Вы хотите сказать, что мисс Коннелли — воровка?
— Не я хочу это сказать, а господин Пратт.
Норрис снова вспомнил Розу и то, как беззаветно она была предана сестре.
— Я не могу представить ее в роли преступницы.
— Какой она вам показалась?
— Умной. И решительной. Но только не воровкой. Гренвилл кивнул.
— Я передам ваши суждения господину Пратту.
Посчитав, что разговор окончен, Норрис собрался было подняться с места, но Гренвилл остановил его:
— Минутку, господин Маршалл. Или у вас есть какието другие дела?
— Нет, сэр.
Норрис снова опустился на стул. Под взглядом молчавшего профессора юноша чувствовал себя неуютно.
— Довольны ли вы покуда ходом вашего обучения? — поинтересовался Гренвилл.
— Да, сэр. Вполне.
— А доктором Краучем?
— Он великолепный наставник. И я счастлив, что он взял меня к себе. Благодаря ему я многое узнал об акушерстве.
— Хотя, как я понимаю, у вас есть собственные суждения на эту тему.
Норрис почувствовал себя неловко. Неужели доктор Крауч нажаловался на него? Неужели ему придется за это ответить?
— Я не хотел подвергать сомнению его методы, — возразил юноша. — Я только хотел поделиться…
— А разве не стоит сомневаться в методах, которые не действуют?
— Я не должен был противоречить ему. Конечно же, я не обладаю опытом доктора Крауча.