— Пришлось обрушить своды. Все кончено, — прохрипел полковник и уселся на пол у стены. — Что с Тамарой? Жива?
— В обмороке, — тихо ответила Соня. — Но я вижу, знаю — с ней все будет в порядке.
…Потом, спустя несколько часов, в течение которых они выбирались из подземелий, перекусив и напившись горячего чая с коньяком, Соня и Олег стояли у вертолета, ожидая, когда медики загрузят в его чрево носилки с так и не пришедшей в себя освобожденной девушкой. Вокруг суетились люди, бегали какие-то парни в серебристых комбинезонах с диковинными приборами в руках, поодаль, накрытые брезентом, лежали погибшие. Второй вертолет, крутя винтом, готовился взлететь.
— А американку-то я все-таки выиграл, — неожиданно улыбнулся Олег.
— И я даже знаю, какое желание ты загадал. — Соня посмотрела ему в глаза. Олег ожидал увидеть в этом взгляде привычную насмешку, но ошибся. Соня Разумовская говорила серьезно, и помимо воли Олег густо покраснел — он понял, что вот эта, новая, знакомая и незнакомая одновременно Соня и вправду теперь знает о нем все…
— Поливанова! К вам посетитель. — Голос медсестры разбудил Тамару, вырвал ее из спасительных, нежных объятий сна. — Товарищ полковник, только недолго. Юлий Казимирович сказал, что она еще очень слаба.
— Не волнуйтесь, — раздался в палате знакомый говорок Чеканина. — Я всего на минуточку.
Тамара с трудом приподняла голову, через силу улыбнулась. Без очков она видела лицо Чеканина расплывчатым, смазанным.
— Ну как ты, душа моя? — дрогнувшим голосом спросил полковник, присаживаясь на стул около кровати.
— Потихонечку, — прошептала Тамара.
— Наши все приветы передают. Вот тут фрукты, орехи, сок. — Чеканин поставил зашуршавший пакет на тумбочку. — Тебе сейчас витамины нужны.
— Все живы? Вы… расскажите… — Каждое слово давалось через силу, у Тамары закружилась голова, и она откинулась на подушку.
— Все нормально, — бодро сказал Чеканин, но Тамара только скривила губы — слова полковника прозвучали слишком бодро.
— Кто был тот высокий… хозяин незнатей?
— Это вопрос вопросов, душа моя. Сейчас половина управления работает над этим вопросом. Пока выяснили только, что документами на имя Хорста Убеля он обзавелся где-то в конце шестидесятых годов.
— А в штабе… — Тамара судорожно сглотнула. — Он заколдовал Вершинина?
— Видимо, — неопределенно ответил Чеканин. Он решил не говорить девушке о смерти майора и об убитых демонами при штурме поселка «Кошкин дом» бойцах из группы Филимонова. Сам прооперированный Филимонов — хирурги извлекли из капитана горсть волчьей картечи — лежал в Центральном военном госпитале, и за его жизнь можно было не опасаться.
— Терентий Северьянович, дайте, пожалуйста, очки. Они там, на тумбочке, — неожиданно попросила Тамара.
Правую руку девушки сковывал гипс, поэтому она несколько замешкалась. Наконец, водрузив на нос свои очки с поцарапанными стеклами, которые чудом не слетели с нее во время боя в обрпункте-14, Тамара посмотрела на Чеканина «вооруженным взглядом» и сразу отметила, как постарел, осунулся полковник.
«Он похож теперь на уставшего Санта-Клауса, — подумала девушка. — Наверное, у нас тяжелые потери, а он не хочет говорить, бережет меня. И прямо не спросишь — нельзя заставлять человека врать…»
— Но операция закончена? — вслух поинтересовалась она, подобрав наиболее нейтральные слова.
— Сложно сказать, — пожал плечами Чеканин. — У нас, душа моя, ничто никогда не заканчивается совсем. Мы — стража последнего рубежа нашего мира. У пограничников за спиной армия, авиация, флот страны. Солдаты на поле боя надеются на Бога и медицину. Пилот истребителя — на катапульту и парашют. Разведчик знает — в случае чего его прикроют дипломаты и политики. И только нам отступать некуда. Работать становится все сложнее — заклятия Красной печати ослабели, старая сила уходит, а новая… Впрочем, не будем о грустном.
— Та рыжая девушка… — охотно сменила тему Тамара.
— Софья Разумовская, — кивнул Чеканин, оживляясь. — Страннейший случай! Я б даже сказал — загадочный. Простая девочка, студентка в одночасье стала сильной чаровницей и оказала нам неоценимую помощь. Аналитики считают, что при инициации сработал дополнительный эмоциональный фактор.
— Какой?
— Любовь, душа моя. Просто любовь. Она же парня своего спасала. Этакие Иван-царевич и Василиса Премудрая получились. Но сила у этой Разумовской невероятная. Мыря говорит…
— Мыря? Жив? — радостно перебила полковника Тамара.
— Ну да. Они ж вместе… Хотя ты не видела уже. Погоди, а ты вроде с ним не очень ладила?
— Ну, так… — Тамара закусила губу, чтобы скрыть улыбку.
В дверь заглянула медсестра, сухо кашлянула в кулачок, намекая, что гостю пора уходить.
— Все, все! — Чеканин улыбнулся, поднимаясь. — Давай, последний вопрос, душа моя.
— Что было нужно этому Убелю в архиве? — выпалила Тамара.
Полковник помрачнел, снова сел и негромко ответил:
— А вот это так и осталось тайной. Под завалами обнаружен только раздавленный ящик, вынесенный из «спецблока 500». Но он пуст. Канаев, хозяин «Кошкиного дома», ничего рассказать не в состоянии — он до сих пор находится под воздействием какого-то необыкновенно сильного психотропного препарата, считает, что он на войне, в плену у врагов. Медики говорят, что прогноз весьма серьезный. Возможно, наш олигарх станет пожизненным пациентом «желтого домика».
— А сам Убель?
— Тело ищут. Обрпункт после того, как мне пришлось обрушить перекрытия, представляет собой слоеный пирог из бетона, земли и арматуры. Там сейчас работают эксперты. Они уже откопали останки незнатей из наших, местных разбойничков и проходческую машину, которой пользовался Убель. Представляешь, душа моя, с сороковых годов стояла на консервации и до сих пор в рабочем состоянии! Впрочем, это детали. Так или иначе, но дело о скрытном проникновении на территорию России под видом гвардов группы демонов закрыто. Противник уничтожен.
Уже в дверях Чеканин, пропустив в палату медсестру со шприцем в руке, попрощался:
— Выздоравливай! Работы невпроворот, а людей в отделе не хватает.
Тамара помахала полковнику здоровой рукой и тяжело вздохнула — она понимала, почему у Чеканина не хватает сотрудников.
— До Можая дойдем, там торжище кажный четверг, — прошамкала Алконостиха. — Добычу нашу с большой выгодой продать можно. Незнати, что из лесов приходят, хорошую цену за такие интересины дают.
— Добыча эта не наша, а моя, — отрезал Два Вершка. — И продавать ее я не собираюсь. Самому сгодится. Да и какое у диких может быть торжище? Обман один да смертоубийство.
— Э-э, не скажи, милок! — рассмеялась надтреснутым голосом Алконостиха. — Это в столице у вас такое представление, дескать, за сто первой верстой дичь да разор. А на деле не так все. Даже больше тебе скажу — за Кругами охранными самая жизнь и есть. Настоящая, вольная. Ни тебе Красной печати, ни Кощевых молодцов, ни личеней-чаровников. Незнати своим укладом живут, как встарь. Это раньше, при прежнем личеньем государстве, тяжко было, а теперь никому дела до нас нет. Ну, коли Ный проспит — сам все увидишь.