В половине четвертого грянул звонок. Я почему-то пригладил рукой волосы, посмотрел на Бориса, на Купцова, и снял трубку.
– Алло! Сергей? Это Максим Кузьмич!
– Да! Здравствуйте, Максим Кузьмич, это я!
– Запоминайте внимательно! Сегодня, ровно в восемнадцать часов я буду ждать вас на улице Косыгина, у входа на реанимированную станцию метро «Ленинские горы». Знаете, где?
– Да-да, кончено знаю! Значит, в шесть?
– Да, я буду ждать вас! Ну, до встречи!
– Э-э… Максим Кузьмич! А как, вы договорились?
– Все, Сережа! Все подробности при встрече! До свидания!
И в трубке запульсировали гудки…
– Где? – спросил Купцов, пододвигая к себе телефон.
– В шесть вечера на улице Косыгина, у входа на станцию метро «Ленинские горы».
– Ага! – кивнул фээсбэшник, набрал какой-то чудной, трехзначный номер, повторил слово в слово мои данные и повесил трубку:
– Ну, все, ребята! Сергей, давайте еще раз повторим инструкции. Но, думаю, все будет нормально – товарищ майор сам будет руководить операцией!
Мы присели к столу, проговорили все возможные ситуации, но меня волновало другое – черт побери, что-то в голосе Паганеля меня насторожило, но что?…
Около семи Купцов начал одеваться. Я удивленно посмотрел на часы:
– Леонид, еще рано!
– Я выйду первым, и буду «вести» вас на улице. Вы меня не ищите, действуйте так, как будто вы один. Вообще, постарайтесь держаться как можно естественнее во время всей операции.
– Но… – попытался было я возразить.
– Никаких «но»! – жестко прервал меня Купцов: – Ваша задача – отдать фибулу, постараться заставить Логинова передать ее покупателю и получить деньги! О нас даже не вспоминайте! Да, это будет лучше всего – забудьте, что вся операция на самом деле – липа, как говорят артисты, «вживитесь» в роль, и тогда все получиться! Ну, Сергей, желаю вам удачи!
Мы крепко пожали друг другу руки и я запер за Купцовым дверь.
* * *
Без десяти шесть я вышел из троллейбуса на улице Косыгина и не спеша пошел вдоль дороги. Было темно, горели редкие фонари, мимо, шурша шинами по мокрому асфальту, проносились машины. Станцию «Ленинские горы» открыли совсем недавно, у освещенного входа тусовалась стайка тинейджеров, а окрестности еще не облагородили, и серый бетонный забор, исписанный всякими неудобночитаемыми надписями, тянулся за деревьями, уходя во мглу.
Я остановился возле забора, на границе мрака и света, огляделся. Никого. Щумели мокрые деревья, снизу, от Москва-реки, тянуло холодом и сыростью. Я дрожащими руками достал сигарету, закурил, отметив про себя, что в пачке осталась всего пара сигарет – надо было купить, да я как-то упустил это из виду.
Ну, допустим, Слепцовские ребята уже давно где-то здесь, в засаде. И худенький Купцов прогуливается неподалеку, наблюдая за мной.
Но было как-то сомнительно, чтобы в эти заброшенные места приехал щеголеватый Паганель и не известный мне покупатель с полутора сотнями долларов… Видимо, Слепцов прав – на встречу с покупателем мы с Паганелем поедем, так сказать, дополнительно. Ох, и не нравиться мне все это!
Накрапывал мелкий дождик. Что-то затянулась осень в этом году, обычно на седьмое ноября уже снег лежит, а сегодня… Батюшки, сегодня же и есть седьмое! В суете последних дней я совсем забыл про это! А ведь еще лет десять назад седьмое ноября было главным праздником в нашей стране! Вот так проходит глория мунди…
Неожиданно я услышал свое имя. Кто-то негромко позвал меня, раз, другой… Я повернулся к дороге – у обочины стоял огромный, черный, роскошный «Зим», сверкая никелированными деталями корпуса, за рулем сидел Паганель в своем наваррском берете, и сигналил мне рукой – иди, мол, сюда!
Я подошел к машине.
– Сережа! Что же вы, я вас минут пять зову! – раздраженно бросил Паганель, открыл дверцу: – Садитесь скорее, нас уже ждут!
«Ну вот, я так и знал!», – тревожно подумал я, усаживаясь на мягкое кожаное сидение: «Выходит, все же мы поедем к покупателю! Эх, Слепцов-то не успеет перекинуть своих орлов!».
Диковинная машина, тихонько фырча, стрелой понеслась в сторону Ленинского проспекта. Мы переехали залитый огнями проспект, нырнули в какую-то улочку, ведущую в сторону Донского монастыря, покрутились между домами, в полной темноте – фонарей здесь не было. Наконец широкий «Зим» протиснулся, по-другому и не скажешь, через узкую подворотню в какой-то дворик, и остановился. Приехали!
Паганель вышел из машины, я последовал за ним, и пока он запирал двери и пикал брелком сигнализации, украдкой огляделся. Было тихо. Узкий двор-колодец упирался в глухую стену большого кирпичного старого здания. Дома вокруг стояли темные, пустые. Выбитые окна смотрели на меня слепыми черными провалами, словно многоглазые обглоданные черепа каких-то жутких зверей. Я поежился – сейчас меня тут грохнут дубиной по затылку, и поминай, как звали!
– Пойдемте, Сережа! – позвал Паганель, и мы двинулись к темному подъезду одного из домов.
– Вы не бойтесь! Весь этот антураж… – Паганель кивнул на развалины вокруг: – …Для конспирации – наш покупатель осторожничает, его можно понять – риск велик!
Я кивнул, мол, понимаю, а у самого на душе заскреблись кошки – прощай, жизнь моя, ты и вправду приснилась мне! Так и надо дураку! Нет, чтобы существовать потихонечку – теперь поздно, теперь только одна надежда: что Слепцов не подведет, сработает нормально…
Выбитая подъездная дверь валялась на земле. Паганель вошел в проем, но пошел не вверх, а вниз, в подвал. У меня тревожно екнуло сердце.
– Максим Кузьмич! Я боюсь! – твердо сказал я, остановившись наверху крутой, грязной лестницы с осклизлыми ступенями, ведущей в кромешный мрак подземелья.
– Сережа! Перестаньте! Я вас всегда считал очень отважным молодым человеком, в отличии от большинства ваших… м-м-м…сверстников! Смелее, спускайтесь! Нам нельзя опаздывать – покупатель попросту уйдет! В конце концов, вы же заинтересованы в том, чтобы сделка состоялась!
Я кивнул, и начал спускаться, оскальзываясь на выщербленных ступеньках. Паганель зажег фонарик, тусклый желтый луч метнулся по стенам подвала, выхватил на миг какие-то трубы, деревянные строительные козлы, железные бочки, заляпанные краской, в углу…
«Тяни время!», – забилась у меня в голове мысль: «Слепцов наверняка поехал за нами, сейчас он и его ребята где-то поблизости! Тяни время! Пусть фээсбэшники успеют что-нибудь придумать!»
Мы – Паганель впереди, я за ним, шли по подвалу, переходя из помещения в помещение. Сильно пахло сыростью, канализацией, какой-то кислятиной и мокрой землей. Низкий потолок оброс паутиной, и качающемся свете фонарика казалось, что это поземные чудовища тянут к нам свои белесые щупальца.
– Сережа! Где вы там? Нам сюда! – позвал Паганель, с ужасным скрежетом поднимая ржавую крышку люка в углу, у бетонной стены, на которой фонарик на секунду высветил какие-то символы, нарисованные черной краской. Промелькнули железные ступеньки – вниз вела лесенка без перил. Паганель уже спустился, я снова замер сверху: