Я кивнул, вытащил из кармана блокнот, вошел в помещение и начал осматриваться.
— Хотелось бы уточнить, какое периодическое издание вы представляете, — осведомился Бедфорд.
— Я независимый солдат прессы, — ответил я. — Люблю самостоятельно добывать материалы для очерков, а затем продаю их тем, кто лучше платит.
— Понимаю… — протянул он чуть менее сердечно.
Я обошел комнату и просмотрел книги. Ни одной новой. Выглядели так, словно достались от других библиотек. Я вытащил наугад книгу об Африке, раскрыл и нашел имя Дина Крокетта-второго, написанное на отдельном листе.
— Прекрасно, прекрасно, — пробормотал я. — Это тот самый Дин Крокетт, путешественник?
— О да. У нас много его книг.
— Неужели?
— Да. Жилищные проблемы, знаете ли. Квартиры становятся все меньше и меньше, и там не так много места для книг, как… как двадцать лет назад, когда, говорят, важные персоны жили в больших домах, или как пятьдесят лет назад, когда в каждом благоустроенном доме имелась большая библиотека.
— Итак, Крокетт пожертвовал клубу свои книги о путешествиях и приключениях?
— Некоторые из них.
— А другие жертвовали?
— Да. Наши члены очень щедры.
— И много их?
— Список невелик. Наш клуб, он… ладно. Честно говоря, мистер Лэм, мы стремимся скорее к качеству, чем к количеству.
— Не могли бы вы, тем не менее, назвать количество?
— Не думаю, что в интересах клуба публиковать такие сведения, мистер Лэм. Мы гораздо больше заинтересованы в освещении намерений клуба: содействие международной доброй воле, пониманию особенностей иностранной культуры.
— Да, это превосходно. А как вы содействуете такому пониманию?
— Клуб проводит серию лекций по всей стране. Мы стараемся заинтересовать публику жизнью других народов, их идеалами, ремеслами, цивилизациями, государственностью.
— Весьма похвально. Вы платите лекторам?
— Ода.
— Можно мне узнать их имена?
Он опять заколебался:
— Имена? Не уверен, что стоит их называть. Некоторые могут почувствовать себя уязвленными.
— Что ж, — произнес я небрежно, — я попрошу самих членов посвятить меня в суть этих лекций.
— О да. Это очень важная часть нашей программы.
Я внимательно посмотрел на него.
— Вы не могли бы, — попросил я, — вспомнить имена хотя бы некоторых лекторов, не являющихся членами вашего клуба?
— Нет, думаю, что не смогу. Видите ли, мы чрезвычайно щепетильны. Клуб желает быть уверенным в абсолютной достоверности того, что излагается от его имени. Потому мы не можем себе позволить привлекать кого попало, у кого хорошо подвешен язык, но нет достоверных сведений.
— У вас есть клубный флаг?
— Да, разумеется, есть.
— Я полагаю, у вас хранятся флаги, которые были водружены в экзотических странах?
— Разумеется, мистер Лэм. У нас уникальная коллекция фотографий, запечатлевших, как экспедиции водружают клубный вымпел или флаг.
— Если я возьмусь за очерк, смогу ли я получить некоторые из этих фотографий, чтобы его проиллюстрировать?
— О да. Я уверен, что сможете. Будем только рады предоставить вам некоторые из них.
— У вас есть доступный для посетителей альбом со снимками?
— Разумеется, есть, мистер Лэм. Вот здесь их целая полка.
Бедфорд отодвинул скользящую в пазах дверцу и показал мне две полки, уставленные альбомами. Я вынул первый попавшийся. Он оказался о путешествии Дина Крокетта-второго в Африку. Вытащил другой. В нем были фотографии охоты на тигров в Индии. Еще один был посвящен охоте на крупную дичь на Аляске.
— Премилые фотографии, — одобрил я.
— Не правда ли?
— А можно посмотреть на флаги? Они у вас здесь?
— Мы храним их в специальной кладовой.
Он открыл дверь и вытянул длинную, плавно катящуюся на роликах раму с приблизительно двумя дюжинами флагов; древко каждого было охвачено полукруглой пластинкой с выгравированными фамилией члена клуба и наименованием экспедиции, во время которой флаг был водружен. На пластинках повторялись одни и те же имена: на двадцать шесть флагов — пять фамилий.
— Этот, последний на раме, — небрежно спросил я, — от самой последней экспедиции?
— Верно, — подтвердил Бедфорд. — Этот флаг подарен мне Дином Крокеттом-вторым только вчера вечером. Он был водружен в дебрях Борнео. Наиболее примечательная экспедиция.
Я снял этот флаг с рамы, а потом снял и соседний, который был водружен также Крокеттом в суровой местности Мексики. Я покачал оба флага вверх и вниз. Мексиканский был сплошной, а в древке борнейского что-то тряслось и стукалось.
— Ну-ка, что это? — спросил я.
Поставив мексиканский флаг обратно на раму, я перевернул борнейский и увидел ввинченную в торец древка заглушку.
— Ах это! — засмеялся Бедфорд. — Это уступка практичности, мистер Лэм. Видите ли, в нижний конец древка ввинчивается сменный наконечник, очень твердый и очень гладкий. Когда флаг водружают, исследователь ввинчивает его, и тогда флаг легко втыкается в грунт. Затем его фотографируют. Это принятая у нас церемония.
Но впоследствии, когда исследователь доставляет флаг домой, острый наконечник может причинить немалые неудобства. Поэтому его вывинчивают и заменяют тупой заглушкой. Это предотвращает несчастные случаи, разумеется, облегчает хранение флага в кладовке.
— Хорошее устройство, — одобрил я. Затем отвинтил металлическую заглушку, сунул ее в карман и наклонил флагшток. Из отверстия высунулся конец длинного черного куска дерева. Я вытащил его наружу и спросил:
— Что это?
— Спаси Господи! — удивился Бедфорд. — Это… да ведь это духовое ружье… это выглядит точно как… как… ну, это выглядит как духовое ружье мистера Крокетта!
Но почему, собственно, оно оказалось здесь, внутри?
— В том-то и дело, — сказал я. — Почему?
Духовое ружье из черного, твердого как железо дерева длиной более полутора метров было обожжено, отшлифовано и отполировано так, что выглядело словно металлическое. Я повернул его к свету. Канал ружья представлял собой внутренность гладкой, отполированной трубы, блестевшую, словно бриллиант или стекло.