Где-то капает вода.
— Эй! — кричит Ник. — Кто здесь?
Тишина. Наверху — ничего. Ни звезд, ни облаков, ни Луны. Просто тьма. Надо идти. Надо поскорее преодолеть этот кажущийся бесконечным отрезок пути. Ближайшая полоса света приближается. Шаг, другой — и Ник зажмуривает глаза от нестерпимого сияния. Но любопытство — или страх неизвестности? — пересиливают, и он приподнимает веки.
Солнце. Оно висит в безоблачном небе. Щебечут птицы. Качает ветвями старая липа. Под ногами — трава. Обычная, сорная трава — одуванчики, подорожник, мятлик. Справа — бензозаправка за ядовито-зеленым цементным забором. На заборе граффити — изображение улыбающейся рожицы и наползающие друг на друга буквы «smile», выполненные в обычной манере уличных художников. Слева — дорога, новенький рекламный щит с предложением покупать газонокосилки какой-то немецкой фирмы и деревья.
Ник смотрит вперед. Там колышется уже знакомая золотистая пелена. Третий слой. Сквозь него просматриваются сверкающий синими стеклами павильон автостанции и больничные корпуса. До них вроде бы рукой подать, но это только кажется — судя по карте, которую вручил им Филатов, до РКБ еще топать и топать.
Шаги позади звучат все отчетливее. Кто-то идет за ним. Идет и молчит. Кто это? Юсупов, Хал, Эн, Цапко? Но они остались там, возле тягача, у золотистой стены, отгораживающий этот невозможный мир от мира нормального, если можно называть нормальным первый слой червоточины, слой, в котором всего лишь звучат звуки умершего города.
Где-то капает вода.
Солнечный свет меркнет. Снова мрак. Переход такой резкий, что Ник невольно разводит руки в стороны, чтобы не потерять равновесия и не упасть.
Шаги все ближе. Нику становится страшно. Где он? Что происходит? Он резко оборачивается и видит, как полосу света пересекает чья-то размытая тень. Это тот, кто идет за ним.
— Стой! Ты кто? — крик вязнет в темноте, слова звучат глухо, незнакомо, словно их произнес кто-то другой.
Ноги вязнут, приходится вытягивать их и идти дальше. Нет, не идти — бежать! Быстро бежать прочь от этих шагов, от тьмы, от света, от невозможной жути. Бежать, как бегут от хищников звери, как бегут дезертиры на поле боя, спасая свои жизни.
Где-то капает вода.
Ник снимает с плеча автомат. Он знает — бежать нельзя. Неизвестно, что ждет его впереди. Один поспешный шаг, неверное движение — и всё, конец. Какая-нибудь яма без дна, вроде той, в которую провалился Бабай, каменные иглы, плазменные шары, живые деревья, мягкие стены, падающие бетонные плиты…
Ник вспоминает, как погиб Бабай. Он шел первым, ощупывая дорогу филатовскими вилами. Шел и говорил что-то об усталости, о том, как ему все надоело. Еще успел сказать про дом, который хочет построить на берегу Волги, на холме. А потом резко залаял Камил, и Бабай исчез — только бурьян зашумел. Они бросились вперед и застыли на краю круглой дыры метра три в диаметре. На дне ее колыхался фиолетовый кисель. Из киселя торчал черенок вил. Хал ухватился за него, дернул, но что-то вырвало вилы из его рук и утянуло вниз.
Они кричали, совали в яму ветки, потом Юсупов сбегал и подогнал тягач. Буксировочный трос ушел в кисель весь, целиком и повис, не достав до дна. Тогда Ник кинул туда камень. Звука удара никто не услышал. После этого он велел всем оставаться у машины и двинулся на разведку…
Затвор автомата лязгает с таким звуком, как будто это челюсти фантастического робота-трансформера из старого фильма. Ник поворачивается, поднимает оружие.
— Стой! Назовись! Буду стрелять!
Шаги умолкают.
Где-то капает вода.
Ник начинает пятиться — ноги опять засасывает. Задрав ствол в воздух, он нажимает на спусковой крючок. Звук выстрела бьет по ушам, голова отзывается нестерпимой болью. Гильза с отчетливым чавканьем поглощается ожившей землей.
— Следующий выстрел — на поражение! — чеканит Ник, морщась — в висках бьют кузнечные молоты.
Тихо.
Почти.
Где-то капает вода.
Ник поворачивается и прибавляет шаг. Вторую полосу света он проходит с закрытыми глазами — и снова слышит позади шар shy;канье.
Идет. Этот неизвестный все так же идет за ним. Он не испугался выстрела и грозных окриков, он не свернул, не отстал. Он преследует Ника. Гонится за ним. Надо стрелять. За прожитое в этом новом мире время Ник хорошо понял, буквально печенкой уяснил простое правило, закон неизбежности: стреляющий первым остается живым.
Но Эн, остальные? Вдруг это все же они, вдруг проклятая червоточина играет с ним, как с котенком, подставляя друзей? Сейчас он выстрелит — и всё…
— Сволочь! — Ник чувствует, что сейчас заплачет, заревет, как в детстве — от обиды, от безысходности, от неумения принять правильное решение.
Сжав автомат двум руками, он бежит туда, где капает вода — наобум, наугад, уже не думая об опасности.
Свет, тьма, свет…
Резко остановившись, Ник оглядывается. Это совсем другое место. Нет, золотистое сияние, павильон автостанции и корпуса РКБ никуда не делись, вон они, впереди. Но вокруг теперь пустырь, заросший чертополохом и лопухами. В стороне, в нескольких метрах — бетонная плита и ржавый канализационный люк посредине. Ник подходит, ногой пробует плиту — твердая. Встав на нее, он опускается на одно колено, как учили в армии, вскидывает автомат и ждет.
Где-то капает вода.
— Никитос! — звучит буквально над ухом.
Голос странный, полузнакомый. Голос из прошлого. Ник вертит головой.
— Здорово, братуха!
Человек стоит в двух шагах от него. Ник опускает автомат, потому что это — Борька Сотников.
Борян. Баркас. Друг детства, верный корешок, с которым съеден не один пуд соли. В голове Ника проносятся воспоминания.
Первый класс, первый день. Старая двухэтажная школа номер четыре, класс на втором этаже, учительница Нелли Егоровна. Знакомство с Борькой происходит на перемене. «Ты откуда? С Четвертой Советской, а ты? С Трилиссера. А у меня отец летчик. А у меня шофер. Он меня на машине катает. А меня на самолете. Врешь! Сам ты врешь!» Короткая драка, примирение.
После уроков Ник и Борька идут изучать школьную территорию и находят в траве у забора мертвого голубя. Сразу решают — птицу надо похоронить. Отправляются к сторожу за лопатой. Лопату надо украсть. Это настоящее приключение, опасное и захватывающее дух. Голубя хоронят уже в сумерках. Лопату прячут в кустах. Грязные, голодные, но довольные, идут к школьным воротам. А там мечутся потерявшие голову матери, так и не дождавшиеся после уроков своих первоклашек.
Нагоняй они получают по полной — с криками, с подзатыльниками. С этого и начинается их дружба. Сколько потом всего было! Рогатки, самострелы, костры на стройках, драки с пацанами из тридцать первого дома, мороженое, поездка на грузовике Борькиного отца, закончившаяся столкновением с мусорным баком…