Уверенность и жизнерадостность покидали Хармли, выражение его лица менялось на наших глазах.
— Давайте присядем, — произнес Хармли.
Берта прошла в центр комнаты и опустилась в кресло. Я остался на прежнем месте — между Хармли и дверью.
— Что же вам нужно? — угрюмо спросил Хармли.
— Точная информация, изложение подлинных фактов. Впоследствии мы сообщим о них в полицию. Я думаю, для вас будет лучше, если вы нам расскажете обо всем откровенно.
Он стоял, растерянный, засунув руки в карманы.
— Нетрудно было… собрать о вас сведения. Но мне в голову не пришло, что вы заинтересуетесь мной.
— Сюрприз для вас?
— Увы.
— Однако нет смысла причитать по этому поводу.
— Хотите сказать, перейдем к делу?
— Именно.
— С чего же начать?
— Не знаю.
— Мой девиз: живи и не мешай жить другим.
— Хороший девиз.
— Он мог бы стать и вашим девизом, Лэм.
— Неужели?
— Да.
— Прежде чем принять решение, я должен знать все подробности.
Хармли задумался, вздохнул и решился пуститься в объяснения. Он говорил бесстрастно, ни к кому конкретно не обращаясь:
— У вас столько информации… Скрывать что-нибудь бесполезно.
Я сделал Берте знак, чтобы она не вмешивалась.
— В конце концов, — начал Хармли свой монолог, — Уолтер Крой надул бы меня. Я предупреждал его…
Он замолчал. О, как бы нам не нарушить атмосферу интимности, которая способствовала исповеди.
Хармли опустил голову, изучая узоры ковра.
— Я был слишком самоуверен, ни о чем не беспокоился…
Новая пауза. Около тридцати секунд.
— Хотелось бы, Лэм, чтобы вы взглянули на события так, как видел их я. Никаких злодейств я не совершал…
В том, что я делаю, нет ничего плохого…
Снова короткая отключка. Надо бы его встряхнуть, вынудить оправдываться. Тогда и оживут подробности и детали, которые я пытался выудить из нашего собеседника.
— Как все это началось, Хармли?
— В том-то и дело, — встрепенулся он. — Началось как-то само собой… У меня есть старший брат, ловкий малый, который обдурит кого угодно.
— Он, наверное, был всеобщим любимцем?
— Разумеется, — с горечью сказал Хармли. — Он обманывал школьных учителей, маму. Отец оказался крепким орешком, но не смог сопротивляться влиянию женщин, которые обожали брата. Забрасывали его подарками. Мой брат получил все: образование, деньги, внимание, помощь. Я же был предоставлен самому себе. Никто мной, по существу, не интересовался… Брат тратил много денег, стал играть на скачках, занялся подделыванием чеков.
Отец выручал его… Брат разорил нашу семью, но родители по-прежнему души в нем не чают. Ему просто не повезло — так считают они… Какой смысл об этом вспоминать?
— Никакого, наверное, — не выдержал я.
— Смысл в том, что, глядя на брата, я понял, как можно использовать с выгодой для себя доброту доверчивых женщин. Этот вывод как бы повисал в воздухе, был сначала чисто теоретическим. Я тогда был довольно скучным, неразвитым парнем. Нигде и ни в чем не преуспевал. Но однажды я познакомился с женщиной. Она была замужем.
Муж был гораздо старше ее. Она влюбилась в меня, давала мне деньги, ругала за то, что я такой мрачный и неуклюжий. Она платила за мое образование! Боже, я занимался даже ораторским искусством! Я… я… сходил по ней с ума. У нее не было детей, и я был ее любовником и сыном, которого она нянчила, воспитывала, выращивала, тренировала.
— Что с ней случилось? — спросила Берта.
Он посмотрел ей в глаза.
— Муж узнал о нашей связи и убил ее, — медленно сказал Хармли.
Берта содрогнулась.
— А вы что с ним сделали?
— Ничего, — ответил Хармли, сжимая кулаки с такой силой, что кожа побелела на костяшках пальцев.
— Почему? — спросил я.
— Он не был так глуп, чтобы взять ружье и бабахнуть в нее. Он придумал дьявольский способ. Так что непонятным оказалось, кто умертвил ее — он или я. Если б я стал дергаться, попытался возбудить дело, он бы все свалил на меня.
— Как же все-таки она умерла? — Берта явно была потрясена и, несомненно, сочувствовала Хармли.
— Она умерла… в моих объятиях.
— Яд? — предположил я.
— Да, он отравил ее. Был день ее рождения, мы условились встретиться. Он следил за ней и знал о нашем свидании. Сказал, что идет на собрание масонской ложи. Но перед уходом открыл бутылку шампанского, поздравил свою жену. Они выпили. Он еще раз наполнил бокалы.
Они снова выпили. Он отправился на собрание, она пришла ко мне. Через полчаса ей стало плохо. Сначала мы ни о чем не подозревали. Но потом она догадалась. Начались судороги… Это было ужасно! Я умолял ее позволить вызвать врача, но она настаивала на том, чтобы я отвез ее домой. И там она… «Скорая помощь» уже не потребовалась.
Хармли умолк. Он побледнел, на лбу его выступили капельки пота. Мы опять погрузились в молчание.
Я выждал, пока Хармли немного успокоился, выражение его лица смягчилось.
— Что же было дальше?
— Я тогда чуть с ума не сошел. Пытался забыться…
Пил… Не помогло. Она оставила мне немного денег.
Я продержался какое-то время. Искал работу. Меня взяли в кафе — эстрадником, развлекать гостей. Скоро я превратился в жиголо, ублажал пожилых женщин… Мне было все равно, чем заниматься. Я впервые применил на практике то, чему учила меня Оливия, — производить впечатление беззаботного весельчака, счастливчика… Успех за успехом, я стал зарабатывать таким образом хорошие деньги. — Хармли криво усмехнулся. — Я узнал кое-что о психологии женщин, у которых… преуспевающий муж.
Он делает деньги и так прикован к своему занятию, что не обращает внимания на жену. Это самые одинокие женщины из всех, которых я видел. Брак их связывает, конечно, до некоторой степени. Они зависят от человека, для которого… ничего не значат. Эти женщины тоскуют. Они хотят, чтобы их замечали, чтобы за ними ухаживали, говорили им комплименты, ценили. Хотят ощущать себя не вешалкой для платьев, а живым существом.