Таисия смутно слышала: Федор Федорович извинялся, что сегодня не сможет проводить Эльку — намечена встреча с компаньоном, завтра они подписывают важный контракт. Вот через день…
Таисию передернуло: Элька весело заверяла, что и не собиралась сегодня возвращаться к себе.
Мол, нужно же проводить Тасю на свидание? А потом встретить и обсудить все — у нее же чуть больший опыт, Тасе ее советы пригодятся. Славик, кажется, классный парень, грешно его упускать…
Элькин голос взволнованно звенел, и Таисия схватилась за виски, их ломило от боли.
Темная невидимая волна уже была не просто рядом, в эти мгновения она как раз падала на дом Таисии и на ее подъезд, пена с гребня уже летела во все стороны, и сердце Таисии кровоточило…
Она услышала, как хлопнула входная дверь, и жалобно, как‑то по‑птичьи, вскрикнула.
И почти упала на пол, снова подвернула больную ногу. С трудом поднялась, хватаясь за подоконник. И поняла вдруг, что уже не одна: баба Поля сурово смотрела со всех фотографий, будто ждала чего‑то, будто подталкивала к чему‑то…
А темная волна все падала и падала, и весь мир падал вместе с ней на плечи Таисии — неимоверно тяжелый и в то же время опасно хрупкий.
Сердце ее разлеталось, рассыпалось серебряной пылью, пытаясь сдержать как‑то злую силу. Спасти кого‑то или что‑то, может быть — себя, а может быть — Вселенную или хотя бы одну маленькую планету со смешным именем Земля…
— Ну же?! — Глаза нянюшки на ближайшем снимке вдруг высветлились, стали пронзительными и страшными.
Таисия побледнела: гардения с жалким шелестом роняла листья. Ее ветки жутковато оголялись, несчастное растение умирало на глазах.
На полке вдруг разлетелся на мелкие осколки фужер из‑под шампанского.
Оконное стекло гулко треснуло. Морозным узором растеклись‑разбежались по нему тонкие линии, складываясь в причудливый рисунок, смутно что‑то Таисии напомнивший…
Высокие скулы и крутой лоб, знакомая линия подбородка, крупный нос, брови вразлет и особый разрез глаз, внимательных, чуть настороженных… И все это стремительно исчезало под сетью мелких и крупных трещин!
— Федор Федорович, — в панике прошептала Таисия. — Я не должна была его отпускать, я же чувствовала — не должна…
Она вылетела из кухни, не помня себя. Почему‑то казалось — каждая секунда на счету, нельзя медлить, она еще успеет, обязана успеть…
Таисия столкнулась с Элькой в коридоре и не заметила этого. Смахнула плечом со стены фотографию и лишь поморщилась досадливо. Потащила с вешалки куртку, уронила и не стала поднимать. Слепо попыталась нашарить босой ступней кроссовки и тут же забыла о них. Бездумно кивнула на какой‑то Элькин вопрос и выскочила за дверь как была — босиком, в футболке и шортах.
В висках стучал невидимый метроном, отсчитывая последние мгновения жизни. В голове мелькали какие‑то образы, обрывки мыслей, вернее, их жалкие тени — невольные и неинтересные ей самой: Элька, баба Поля, смешной Суслик, нечаянный ее суженый Вячеслав, странное и, как оказалось, совершенно ненужное Таисии предсказание, дурацкая интуиция, не подсказавшая самого главного, а значит, никчемная…
Таисия не стала ждать лифта, она и не подошла к нему, сразу же полетела вниз, перепрыгивая через ступеньки. И не обернулась на возмущенный Элькин вопль:
— С ума сошла?! Надень хоть шлепки! Да что случилось?!
Таисия не увидела Федора Федоровича, на трех нижних этажах не оказалось света, кто‑то выкрутил лампочки.
Она просто как‑то почувствовала его. И сразу же бросилась к лифту. Упала у его створок на колени. Зашарила руками по холодному цементу. И ничуть не удивилась, наткнувшись на чье‑то большое и неподвижное тело. Страшно закричала, когда пальцы ее вдруг нырнули в липкое и горячее.
Она не слышала, как захлопали двери на первом этаже. Как ругались соседи, не понимающие, что происходит. Как тетя Маша проклинала извергов, уворовавших драгоценные лампочки. Как скатилась со ступенек перепуганная Элька, беспомощно повторяющая ее имя.
Таисия не заметила, как дядя Коля с третьего этажа вкрутил на площадке лампочку. Если честно, она не заметила бы и солнца над головой!
Она даже не осознала, что наконец включили свет, потому что как раз в эти мгновения поверх ее руки легла Федина, и ресницы его вдруг дрогнули, и Таисия поняла — он смотрит на нее.
Только на нее!
На одну.
И она смотрела в его глаза, непривычно светлые, наверное, от боли, забыв обо всем. И пальцы ее дрожали под его пальцами. И она прошептала:
— Я тебя люблю.
И засмеялась от радости, когда его радужки стали возвращать себе синеву. И засияли ей навстречу, и Таисия почувствовала, что он передумал умирать, а значит, они не окажутся в параллельных мирах, значит, и она будет жить…
Они не видели, как суетились вокруг соседи. Не слышали, как вызывали скорую помощь и милицию. Как Элька путано рассказывала о «дипломате».
Его дружно искали и не находили, и дядя Коля предположил, что о деньгах знали, поэтому и выследили — ишь, в подъезде парня караулили, подонки эдакие, поэтому и лампочки выкрутили. Он‑то, как из лифта вышел, очень даже на виду оказался.
И выстрела никто не услышал, понятно — глушитель использовали. Хорошо, только ранили, не убили и, слава богу, не добили потом.
Главное, хороший ведь парень, они все его знают. Он со школы с Таськой Гончаровой дружит — господи, беда‑то какая, надо же, хоть бы обошлось все…
Ничего, Бог даст, они еще и на свадебке погуляют всем подъездом — вон как Таська на него смотрит, никого, кроме Федьки своего, не видит — эх, молодо‑зелено…
Таисия не чувствовала, как на ее плечи набросили старое тети‑Машино пальто. И замерзших ног не чувствовала. Для нее существовали лишь Федина теплая ладонь поверх ее руки, лишь его затуманенные болью глаза, снова синие‑синие, ни у кого в целом мире таких нет…
— Я тебя люблю, — твердо повторила она.
— А как же… предсказание? — Губы Бекасова тронула слабая улыбка.
— К черту предсказание.
— Значит, я могу не называть тебя… полным именем?
Таисия кивнула, в глазах ее вскипали непрошеные слезы. Она видела, с каким трудом давалось Феде каждое слово, насколько тяжело поднимались его ресницы, как стремительно густели тени под лазоревыми глазами…
Сквозь пальцы по‑прежнему сочилась его кровь, и Таисия никак не могла остановить ее, хотя старалась изо всех сил, мучительно трудно припоминая давние нянюшкины наставления, — и почему она была так невнимательна…
Остатки ее жалких сил таяли, не принося видимой пользы, и сама Таисия таяла льдинкой на Фединой груди, голова ее кружилась, а перед глазами вначале мелькали золотые мушки, а потом закрутила‑завьюжила настоящая метель…