— Так вот почему ты так стремилась выскочить замуж! Думаю, даже Парселл не сочтет ниже своего достоинства жениться на деньгах!
— Все было не так. Мы нравимся друг другу. Просто…
Она осеклась. Какой смысл лгать? Все равно Кейн прав.
Он круто повернулся и подошел к дереву, к которому привязал Вандала. Ну и пусть! Все равно хуже того, что он задумал, ничего быть не может! Отослать ее в Нью-Йорк — все равно что убить.
Кейн что-то вынул из седельной сумки и зашагал обратно.
— Пей, — велел он, протянув флягу. Кит выхватила у него флягу и жадно глотнула теплую, с металлическим привкусом воду. Подняв голову, она благодарно улыбнулась и только сейчас заметила, что свисает у него с пальцев.
Длинный тонкий шнур.
Не успела она опомниться, как он поймал ее запястья и стал связывать.
— Бэрон! Не делай этого!
Он прикрутил концы к оси фургона и, не отвечая, пошел к Вандалу.
— Перестань! Что ты вытворяешь?!
Кейн вскочил в седло, пришпорил коня и исчез так же внезапно, как появился.
Время тянулось мучительно медленно. Путы были не слишком тугими и не врезались в кожу, но узлы он завязал на совесть, так что освободиться Кит не могла.
Поза была настолько неудобной, что плечи скоро заныли. Целые облака москитов кружили в воздухе, впиваясь в потное тело, желудок урчал от голода. Но при мысли о еде Кит тошнило: слишком велика была ненависть к себе.
Кейн вернулся на закате и спешился с ленивой грацией, которая больше не могла ее обмануть. Он переоделся в чистую белую рубашку и светло-коричневые брюки. Какой контраст с ее замусоленным платьем и чумазым лицом!
Повозившись с седельной сумкой, он шагнул к Кит, бросил на нее насмешливый взгляд, присел на корточки и ловко развязал шнур. Едва он отпустил девушку, та обессиленно привалилась к колесу.
Кейн снова бросил ей флягу и развернул принесенный с собой узелок. Внутри оказались мягкая булочка, кусок сыра и ломоть ветчины.
— Ешь! — грубо велел он. Кит покачала головой:
— Я не голодна.
— Все равно ешь.
Но ее мучила иная потребность, чем голод.
— Мне нужно… уединиться.
Кейн вынул из кармана сигару и закурил. Пламя спички бросало неровные кроваво-красные отблески на ее лицо. Спичка погасла. Теперь тлеющий кончик сигары освещал только безжалостно искривленные губы. Кейн кивком указал на росшие в нескольких шагах кусты.
— Туда. И ни шагу дальше.
Слишком близко… Она не может… Какой стыд!..
Но она потеряла право на свободу в тот момент, когда сыпала опилки к опорной стойке прядильни.
Затекшие ноги не слушались. Она с трудом поднялась и поплелась к кустам. Господи, хоть бы он отошел!
Но Кейн оставался на месте, и ко всем мукам добавилось еще и унижение.
Вернувшись к фургону, Кит увидела разложенную еду. Она с трудом проглатывала кусочек за кусочком. Кейн не торопил ее. Он стоял, небрежно прислонившись к дереву, словно впереди была целая вечность.
Когда последний кусочек был съеден, Кит с удивлением обнаружила, что уже стемнело. Все, что она могла разглядеть, — это смутный силуэт и горящую точку.
Кейн снова направился к коню. Из-за тучи выплыла луна, обливая их серебристым светом. Бледный луч отразился от медной пряжки его ремня, когда Кейн обернулся к ней.
— Вставай, мы опаздываем на встречу.
Мертвенно-бесстрастный голос леденил, казалось, до самых костей.
— Что за встреча?
— Со священником. Мы женимся.
Мир перестал вращаться и покачнулся на своей оси.
— Женимся? Ты в своем уме?!
— Как видишь.
— Я скорее выйду за самого дьявола!
— Считай, что это одно и то же. Ничего, со временем сама поймешь.
Ночь была теплой, но от холодной уверенности этих слов ее пробрал озноб.
— Ты сожгла мою прядильню и теперь заплатишь за ремонт. Не одному Парселлу жениться на деньгах. Он, пожалуй, прав, только твое приданое перейдет не ему, а мне.
— Ты спятил. Я на это не пойду.
— Можно подумать, у тебя есть выход. Садись на коня. Нас ждет Когделл.
Колени Кит подогнулись от облегчения. Преподобный Когделл — ее друг. Как только она объяснит, что у Кейна на уме, он наверняка откажется их венчать!
Она подошла к Вандалу и попыталась сесть.
— Впереди меня! — прорычал он. — Я на собственной шкуре убедился, как опасно поворачиваться к тебе спиной!
Он подсадил ее, уселся сам и не произнес ни слова, пока поляна не осталась позади.
— И не воображай, что Когделл тебе поможет! Его худшие опасения подтвердились, и теперь ничто на свете не помешает нашей свадьбе.
Перед глазами Кит все поплыло.
— О каких опасениях ты говоришь?
— Я признался ему, что ты беременна от меня.
Кит не поверила собственным ушам.
— Я скажу, что ты солгал! Тебе так просто это не сойдет!
— Можешь отрицать сколько угодно. Я уже объяснил, что ты ни в чем не признаешься. С тех пор как ты обнаружила, что беременна, ведешь себя странно, впадаешь в истерики, а прошлой ночью даже пыталась покончить с собой, затеяв пожар. Поэтому я не могу больше позволить тебе делать все, что в голову взбредет.
— Я не…
— Расписал ему, как неделями уговаривал тебя стать моей женой, чтобы наш ребенок не родился ублюдком, но ты не соглашалась. Когделл поклялся, что сделает из тебя честную женщину, как бы ты ни противилась. Можешь сопротивляться сколько угодно, но ничего из этого не получится.
— Тебе это так не пройдет!
Голос Кейна едва заметно смягчился.
— Он волнуется за тебя, Кит. Подумай, от скольких страданий ты избавишь его и себя, если сделаешь, как тебе велено.
— Иди к черту!
Но, даже проклиная его, Кит понимала, что все кончено. В происходящем была какая-то жестокая справедливость. Она сотворила зло и теперь заплатит за это.
Все же девушка сделала последнее бесплодное усилие избавиться от навязанного ей против воли брака, когда увидела священника с женой, ожидавших у старой невольничьей церкви. Вырвавшись из рук Кейна, она помчалась к Мэри Когделл.
— Пожалуйста!.. Кейн сказал вам неправду. Никакого ребенка нет. Мы никогда…
— Ну-ну, дорогая, успокойся. Ты расстроена, — прошептала Мэри, гладя Кит по плечу. Добрые карие глаза затуманились слезами. — Возьми себя в руки, хотя бы ради ребенка.
И тут Кит окончательно поняла, в какую ловушку попала.