— Какого черта они тут делали? — вопит Антон. — Мы не планировали убивать своих. Этого не должно было случиться!

Руки становятся ветками дерева, ручками дивана, мотками веревки.

Помогите! Кто-нибудь. Пожалуйста, помогите!

— Это все его вина! — Антон продолжает кричать, тыкая в меня пальцем.

Надо встать, но ноги превратились в рыбий хвост, глаза съехали вбок, вместо слов с губ срывается неразборчивое бульканье, да это и не губы вовсе.

— Надо избавиться от трупов, — доносится голос Баррона.

Потом другие звуки — ломаются кости, что-то падает с влажным тихим шлепком. Пытаюсь повернуть голову, разглядеть, что происходит, но не могу понять, как это сделать.

— Пусть заткнется, — выкрикивает Антон.

Я что-то говорил? Сам себя не слышу. Меня хватают чьи-то руки, поднимают, тащат через весь ресторан. На потолке нарисован обнаженный старик верхом на гнедой лошади, он спускается с холма, высоко подняв саблю, волосы развеваются на ветру. Забавное зрелище. Мой смех похож на свист чайника.

— Отдача, — шепчет Филип. — Скоро все придет в норму.

Брат кладет меня в багажник Антонова «мерседеса» и захлопывает крышку. Воняет машинным маслом и чем-то еще, по я настолько не в себе, что почти ничего не замечаю. Заработал двигатель. Ворочаюсь в темноте, тело больше мне не принадлежит.

Прихожу в себя уже на шоссе. Сквозь щель то и дело светят фары попутных машин. На каждом ухабе голова ударяется об автомобильную шину, подо мной все трясется. Переворачиваюсь набок и натыкаюсь на полиэтилен, набитый чем-то мягким и теплым.

Положить на него голову? Нащупываю что-то мокрое, липкое. Так вот что это!

Пластиковые мешки для мусора.

Меня тошнит, стараюсь отползти как можно дальше, изо всех сил прижимаюсь к задней стенке. В спину врезается металлическая рама, шею приходится подпирать рукой, но я сижу неподвижно до тех пор, пока машина не останавливается.

В голове пусто, все тело ноет. Хлопает передняя дверь, слышится скрип гравия, и крышка открывается. Мы около дома. Надо мной возвышается Антон.

— Зачем ты это сделал? — кричит он.

Качаю головой. Не знаю, зачем и как я изменил пистолет. Рука в чем-то темно-красном. Рука без перчатки.

— Это был секрет. Твое существование — тайна.

Он тоже смотрит на мою руку и стискивает зубы. Перчатка, наверное, осталась в ресторане.

— Мне жаль. — Шатаясь, поднимаюсь на ноги.

Мне действительно жаль.

— Как самочувствие? — спрашивает Баррон.

— Тошнит.

И не потому, что укачало. Меня всего трясет, никак не могу унять дрожь.

— Из-за тебя я убил тех двоих, — шипит Антон. — Они на твоей совести. Я всего-навсего хочу вернуть старые деньки, когда слово «мастер» еще что-то значило, когда магии никто не стыдился. Нам принадлежали полиция и чиновники, мы правили этим городом. Те времена можно вернуть. Они называли нас магами, волшебниками, искусниками. Когда я окажусь во главе клана, весь город снова станет нас бояться. Благородная, стоящая цель.

— И как же ты этого добьешься? Думаешь, правительство закроет на все глаза только потому, что ты кокнул дядю и встал во главе семьи? Думаешь, Захаров — такой альтруист, не взял бы их за горло, если б мог?

Антон бьет меня прямо в челюсть. Голова буквально взрывается от боли. Неуклюже спотыкаюсь и чуть не падаю навзничь.

— Погоди. — Филип пытается оттащить друга. — Он просто малолетний пацан, хоть и болтает слишком много.

Делаю шаг по направлению к Антону, но Баррон хватает меня за локоть, пытается натянуть рукава толстовки на мои голые руки.

— Не глупи.

— Держи его, — командует племянник Захарова. — Я с тобой еще не закончил, малец.

Баррон хватает меня за второй локоть.

— Что ты делаешь? — причитает Филип. — На это нет времени. Синяки же останутся, сам подумай.

— Уйди с дороги, — качает головой Антон. — Забыл, кто твой босс?

Брат переводит взгляд с меня на племянника Захарова, будто соизмеряя мою глупость и его гнев.

— Эй ты! — Я все еще пытаюсь вырваться, хоть сил почти и не осталось. Ладно, с Барроном мне не справиться, но рот-то свободен. — Что ты мне сделаешь? Убьешь? Как тех парней? Как Лилу? Чем она провинилась? Стояла у тебя на пути? Оскорбляла? Отказывалась пресмыкаться?

Иногда я веду себя очень глупо. Баррон держит меня сзади, и Антон бьет прямо в подбородок. Наверное, этот удар я вполне заслужил. Перед глазами вспыхивают искры, боль отдается даже в зубах.

— Заткнись! — кричит он.

Чувствую во рту металлический привкус, похоже на старые монетки, щеки и язык — как куски сырого мяса, с губ капает кровь.

— Довольно, достаточно, — суетится Филип.

— Я здесь решаю, когда достаточно.

— Хорошо, прошу прощения. — Сплевываю на землю. — Все усвоил. Можешь больше меня не бить. Беру свои слова назад.

Филип прикуривает сигарету, отворачивается и выдыхает облако дыма. Антон заносит кулак, на этот раз удар приходится в живот.

Пытаюсь увернуться, но двигаюсь слишком медленно, да и у Баррона крепкая хватка. Как больно! Со стоном сгибаюсь пополам. Слава богу, теперь можно упасть на землю, свернуться калачиком, не двигаться. Лежать тихо и не двигаться, пока боль не пройдет,

— Бейте его. — Голос у Антона прерывистый. — Вы должны доказать свою преданность. Ну же. Или все отменяется.

Усилием воли заставляю себя сесть, пытаюсь выпрямиться. Все трое смотрят на меня сверху вниз, как на пустое место, на прилипшую к ботинкам грязь. В голове вертится «пожалуйста», но вместо этого я выдавливаю: «Только не по лицу».

Баррон бьет первым, он сбивает меня с ног. Всего несколько ударов, и я теряю сознание.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Больно шевелиться, больно даже дышать. Вчера ушибы ныли не так сильно. Лежу в кровати в своей старой комнате и проверяю память: нет ли провалов? Точно так же в детстве осторожно нащупывал языком дырку от выпавшего зуба. Помню все совершенно отчетливо: надо мной нависают братья, Баррон бьет ногами, снова и снова. И пистолет — он стал змеей, обвился у того парня вокруг запястья. Только как в кровати очутился — не помню, но это потому, что сознание потерял.

— Боже мой.

Дотрагиваюсь до лица, рука вроде моя, обычной нормальной формы. Медленно ощупываю шов на ноге. Там под кожей остался один целый камешек, два других раскололись. Рана ноет от малейшего прикосновения. Значит, я не сошел с ума. Талисманы сработали, Баррон дважды колдовал, и они раскололись. Баррон.

Мастер памяти. Копался в голове у Мауры. И у меня.