– Мы к Наташе пойдем, – ответила Аля. – Она тут рядом живет, у Покровских Ворот. Продолжим в неофициальной обстановке.
– Я пойду тогда? – сказала мама. – Умница, просто умница! Как все-таки хорошо, что ты тогда…
Аля улыбнулась маминым словам. Конечно, та вспоминает, как когда-то не хотела, чтобы дочка была актрисой. Или тот год вспоминает, из которого Аля вырвалась так решительно: Илью, клиповую карьеру, тусовочный успех. Все это казалось теперь Але таким далеким, не занимающим даже пространство воспоминаний…
– Выглядишь прелестно, – шепнула мама. – Что это за платьице на тебе, я раньше и не видела?
Платье она и не могла видеть раньше: Аля купила его специально к премьере и выбирала с таким волнением, с каким уже давно не выбирала одежду. Оно было шифоновое, ее любимого светло-синего цвета, и темные цветы на воздушной ткани проступали так же таинственно, как блестели черные Алины глаза.
– Ты меня не жди, мам, ложись, – сказала она. – Я, скорее всего, утром только приду. Завтра с тобой вдвоем отпразднуем, ладно?
Уже у выхода из театра Аля вспомнила, что хотела отдать маме цветы.
«Придется в гримерке оставить, – подумала она. – Не тащить же к Наташке».
Но тут ей стало жаль оставлять цветы в пустом театре – словно в одиночестве.
– Вы идите, не ждите, я сейчас догоню, – крикнула она с крыльца. – Пять минут, не больше!
В пустоте и тишине темные лепестки роз казались живыми, а черно-золотая ваза похожа была на лампу Аладдина.
«Красивая какая… – подумала Аля, проводя ладонью по странному узору. – Где он такую взял?»
Она пробежала по гулкому коридору и снова вышла на крыльцо. Ребят не было видно, неярко освещенная улица была пустынна. Аля спустилась с крыльца и уже хотела догонять компанию, но обернулась на ходу – почти машинально, не останавливаясь.
Поборцев стоял под фонарем в двух шагах от выхода из театра и, кажется, как раз собирался ее окликнуть; она обернулась секундой раньше. Аля почувствовала, что ноги у нее прирастают к земле – и тут же отрываются от земли, притянутые исходящей от него необъяснимой тягой…
– Что же тебя не было? – вырвалось у нее одновременно с этим мгновенным движением к нему. – А я растерялась…
– Я не мог, Алечка. – Он и сам шагнул к ней, прикоснулся к ее руке порывисто и легко. – Невозможно было отказаться сегодня, у испанцев посол новый, первый прием давал, они знали, что я в Москве. Но…
Его слова слегка отрезвили ее.
«Что я, в самом деле? – подумала Аля. – У него дела, он же не для того в Москву приехал, чтобы по улицам со мной бродить, я же сама удивлялась…»
Она окинула Андрея более спокойным взглядом и заметила, что одет он в смокинг.
– Тебе идет, – улыбнулась Аля. – Прямо сам как полномочный посол.
Впрочем, она уже знала, что идет ему абсолютно все.
Аля давно поняла, что нормальный человек не может выглядеть как фотография из модного журнала, что даже женщина, одетая с заметным тщанием – не говоря уже о мужчине, – вызывает сочувственную улыбку. В понятие заметного тщания входила и продуманная небрежность – когда прическа, с помощью лака уложенная так, что волоска нельзя переместить, должна изображать спутанные пряди.
Вот этого тщания и не было в Андрее совершенно, и потому ему шла любая одежда – от белой рубашки без рукавов до шикарного смокинга. И любые улицы, и…
«И любая спутница», – вдруг мелькнуло у Али в голове.
– Спасибо за цветы, – сказала она. – И ваза очень красивая.
– А это толедское золото, – сказал он. – Не совсем золото, но так его называют. Я не мог сегодня прийти, Аля, извини, – повторил он. – Ты очень обиделась?
– Ну что ты, в самом деле? Ты же уже на прогоне видел… И не можешь ведь ты на каждом моем спектакле присутствовать.
Но, произнеся эти слова, Аля вдруг поняла, что с момента его приезда в Москву он вот именно и присутствовал на каждом ее спектакле. Оттого и тревога, охватившая ее, когда она заметила, что его нет среди зрителей…
«Но он же и правда не сможет всегда… – подумала она. – Он же скоро вообще уедет…»
От этой мысли ей стало и вовсе тоскливо. Случайным ветром прибило их друг к другу и так же легко разнесет в стороны. Не похоже, что он пытается удержать ее рядом с собою…
– Думал, совсем тебя не застану, – сказал Андрей. – Уже отметили премьеру?
– Да, – кивнула Аля, забыв о том, что собиралась к Наташе.
– Тогда посидим где-нибудь? – предложил он.
– Посидим.
Они пошли по улице. Аля и вообще ориентировалась плохо, а когда шла с Андреем, совсем не следила за направлением. Ей казалось, что и его ноги сами выбирают маршрут: он тоже не обращал внимания на дорогу, но никогда не путался в сплетениях улиц.
Река блеснула впереди; они вышли к набережной рядом с огромным, строгих очертаний, зданием.
– А это что? – спросила Аля, нарушая молчание, которое начинало ее тяготить.
– Это был Воспитательный дом, – не глядя ответил Андрей.
Она думала, что он сейчас расскажет что-нибудь об этом доме – кто его построил, что в нем было раньше, что сейчас, – как делал всякий раз, когда она спрашивала его о каком-нибудь здании. Но он снова замолчал. Они шли рядом, в полушаге друг от друга, Аля держала в руках толедскую вазу, и прохладные лепестки роз прикасались к ее виску.
«Сейчас скажет, что отвезет меня домой, – подумала она. – Где он тут машину оставил?»
Она сразу вспомнила, как странно они расстались в прошлый раз, каким странным ей вообще казалось его поведение. И это молчание – сейчас…
– Аля! – вдруг сказал он, останавливаясь так резко, что она едва не споткнулась. – Я не могу больше, я должен тебе как-то объяснить…
Она опустила глаза, почувствовав, как кровь прихлынула к щекам и сердце заколотилось так быстро, что стеснилось дыхание. Ей редко бывали необходимы объяснения, – любые объяснения, – но теперь она ждала этого и хотела…
Вся она была сосредоточена на том, что скажет сейчас Андрей, и поэтому не сразу расслышала свое имя, прозвучавшее откуда-то сбоку.
– Саша! – звал чей-то настойчивый голос. – Подожди, поговорить надо!
Аля вздрогнула, наконец сообразив, что это окликают ее, и голос знакомый. Обернувшись, она увидела Рому, торопливо идущего к ним по пустой набережной. Вот уж кого она меньше всего ожидала увидеть! А то, что он появился в самый неподходящий момент, рассердило ее настолько, что она даже не попыталась это скрыть.
– Ты зачем здесь? – делая несколько шагов ему навстречу, громко спросила Аля. – Извини, Андрей, мне, кажется, придется поговорить со знакомым, – сказала она, обернувшись.
Кивнув, Поборцев отошел к парапету. Краем глаза Аля заметила, что он отвернулся, но ей показалось, что спина его напряжена и весь он напряжен как струна.