У него была давняя, всегдашняя, ни в чем ей не известная и совершенно от нее отдельная жизнь. Сознавать это было… Лучше было этого не сознавать.
– Зачем ты ко мне тогда приехал, Лазарь?
Глаша высвободилась из-под его руки, села. Он не шевельнулся. Она пыталась поймать его взгляд, но не могла – он смотрел в потолок.
– Тогда, в Крым – зачем? – изо всех сил сдерживая слезы, повторила Глаша. – Ведь ребенок уже был!
– Через три месяца родился. Я тогда в Москву тебя проводил и во Псков поехал, чтобы жене сказать, что после Гарварда к ней не вернусь. Тут она мне и выдала: ты что, не видишь, что я на шестом месяце? А я и правда не видел… Не присматривался. Я ее долго добивался. И в школе, и потом. Из армии сбежал, из Заполярья, когда узнал, что она замуж собирается. Чуть под суд не отдали, но «губой» обошлось. И когда уже на химфаке учился и на каникулы домой приезжал – тоже за ней ходил, как баран упрямый. В Москву ко мне ехать она отказалась категорически – я тогда после университета во Псков вернулся. Хоть совсем мне этого не хотелось. Но ее добиться хотелось страшно. Вот и добился.
– И она тебе сразу надоела.
– Не сразу. Но любые отношения когда-нибудь заканчиваются.
От уверенности, с которой он это сказал, Глашу передернуло.
– Ну и у нас с тобой когда-нибудь… – начала она. Лазарь сделал протестующее движение. Глаша усмехнулась. – Хочешь сказать, что у нас с тобой отношения не закончатся?
– У нас с тобой не отношения.
– Ах, как красиво! У нас с тобой, разумеется, вечная любовь. Только ты за меня не решай, пожалуйста.
– Ты честная и серьезная. – Он проговорил это так горько, словно ничего тяжелее не могло для него быть. – А я тебя впутал черт знает во что. А что и сам впутался… вряд ли это тебя утешает.
– Мне не нужно никаких утешений, – отчеканила Глаша. – Я… Я тебя люблю, – закончила она растерянно.
Она не ожидала, что у нее вырвутся именно эти слова. Но только они имели значение, и все остальное следовало из них.
И как только она это поняла, мысли ее стали ясными, потекли в голове ровно, как вода в спокойной летней речке.
«Любовь приводит женщин к разным положениям, – этим спокойным речным течением подумала Глаша. – Одни становятся женами, а другие любовницами. Должно так быть или не должно, но это есть, и этого не изменишь. Детство закончилось, а взрослые правила – такие. Моя любовь привела меня к тому, чтобы я стала его любовницей. Я такого для себя не предполагала. Но раз так получилось, значит, так тому и быть. В этом нет ни странного ничего, ни страшного. И разве я была бы счастлива, если бы он бросил ребенка и ушел ко мне? Не была бы точно. Значит, нет и вариантов».
Пока она таким образом размышляла, Лазарь тоже сел на кровати.
– Что это за дом? – спросил он, обводя взглядом стены, оклеенные выцветшими обоями, дождевые разводы на беленом потолке, старую укладку в углу и прочую неказистую обстановку.
– Обычный дом, – пожала плечами Глаша. – Старушкин. Я у нее комнату снимаю.
– Давай я тебе его куплю, а? – робко попросил он. – Или другой какой-нибудь, получше.
Робость в его голосе прозвучала так смешно, что Глаша улыбнулась.
– Это что, благотворительная акция? – поинтересовалась она.
– Это не акция. Я хотел бы о тебе заботиться.
– Ты обо мне уже позаботился. – Глаша поморщилась. – Лазарь, давай сразу договоримся: раз уж все у нас вот так… раздельно, то ты не будешь ничего мне навязывать.
– Разве я тебе что-нибудь когда-нибудь навязывал?
В его голосе прозвучала обида. Она снова улыбнулась, погладила его по плечу.
– Никогда и ничего. Вот и не надо.
– Слишком ты взрослая. – Он задержал ее руку, прижал щекой к своему плечу. – А говоришь вместе с тем детские глупости. Ну зачем эти игры в финансовую независимость?
– Это не игры. – Теперь уже она обиделась. – Я правда так думаю!
– Где ты этого начиталась? – вздохнул он. – Ну ладно. Как скажешь. Только уж ты честно говори. И делай тоже.
– Что мне делать? – не поняла Глаша.
– Что хочешь, то и делай. И не думай, что я… Что я от тебя открещиваться стану.
– Твоя жена знает? – помолчав, спросила Глаша.
– Может быть. Хотя я ей о тебе не говорил.
– Почему?
– Нет необходимости. Она и так допускает, что это возможно.
– Откуда ты знаешь?
– У нее такой диапазон восприятия жизни, что дух захватывает.
– Что это значит? – не поняла Глаша.
– Значит, что удивить ее невозможно ничем. В одну сторону это может восхищать, в другую – не может.
– Я все-таки не очень понимаю.
– А что тут понимать? – усмехнулся Лазарь. – Если ты увидишь, как человек бросается в реку, чтобы спасти ребенка, то у тебя будет одна реакция, а если – как он этого ребенка расстреливает из автомата, то другая. А у нее реакция будет одна – что одинаково возможны оба варианта.
– То есть… – Глаша так растерялась, что не находила слов. – То есть она считает, что и то и другое нормально?
– Что нормально, наверное, не считает. Но что и то и другое возможно, допускает вполне, и это ее не удивляет. Меня в ней это даже сильнее когда-то поразило, чем ее красота. Я такой гармонии с окружающим миром ни у кого больше не видел. Но условия своего существования в этом мире она ставит жесткие. В частности – если я уйду, ребенок останется с ней, и она сделает все, чтобы он меня возненавидел. И что мне, в психушку ее упечь? Это нетрудно, многие так проблему и решают. Но в моем случае бесперспективно. Фильке потом что я скажу? Врать ему не могу – проверено.
Все-таки мужской взгляд на жизнь ошеломляюще отличался от женского! Упечь жену в психушку не– трудно, но бесперспективно… Или это не вообще мужской взгляд, а взгляд мужчины, который привык распоряжаться чужими жизнями?
Глаша молчала, не зная, что на это сказать.
– Глупо моя жизнь сложилась, Глашенька. – Лазарь невесело усмехнулся. – Не ожидал, что у меня так бездарно получится. Но ты мою глупость на себя не примеряй.
– Говори яснее, – жалобно попросила она.
Все это оказалось слишком странно, во всем был такой надлом, которого она не только не знала в своей жизни, но не предполагала даже, что он вообще может существовать на свете. Видимо, диапазон ее восприятия жизни был не так широк, как у его жены. Или гармоничности ей не хватало.
– А что тут неясного? – пожал плечами Лазарь. – Я тебя в такую же ловушку не загоняю. И что я там говорил – у нас ничего не закончится, потому что у нас с тобой не отношения – это ты забудь.
– Забыть?
Она шмыгнула носом от обиды.