Приимчивость к самым невероятным проявлениям жизни действительно была едва ли не самой главной ее чертой, Лера правду сказала однажды Сане. И все, что чувствовал Митя, сразу ложилось ей на душу, становилось ее чувством, как будто уловленное особой антенной. Но его жизнь оставалась так же непонятна ей, как скрытые уголки его глаз…
Она почувствовала его сильное, неостановимое влечение к Тамаре – но объяснить его так и не смогла. И вот теперь, сидя в автобусе с детьми и террористом, Лера думала о том, что же повлекло Митю к этой женщине, оторвало от нее, Леры, сделало непроницаемыми его глаза.
И музыка ответом звучала в ее ушах – как всегда, неведомая ей, неузнаваемая, – и слышался Тамарин голос – чудесная, летящая кантилена…
Но и к тому, что говорил и делал «сосед», она прислушивалась и присматривалась постоянно. Говорил он, впрочем, только по телефону – с теми людьми, которых Лера видела вдалеке, время от времени незаметно отодвигая край занавески.
Похоже, он согласовывал маршрут. Лера слышала, как он переспрашивает названия улиц, сверяя их с планом города, и догадывалась, что поедут скорее всего в Домодедово.
«Куда же он все-таки лететь собирается? – думала она. – В Иран, в Ирак? Или в Чечню?»
Мысль об охваченной войной Чечне была особенно неприятна. К тому же и время словно растянулось, замедлилось. Если бы не часы у нее на руке, Лера не могла бы определить, как долго она находится здесь, в этом безнадежно замкнутом пространстве. Часы показывали два часа ночи. Прожекторы по-прежнему заливали ослепительным светом пустынную улицу.
– Слушай, тебе не надоело еще? – не выдержав, спросила она у Пети. – Который час уже торгуешься! Ты же даже улиц не знаешь, ехал бы куда везут.
– Счас! – хмыкнул он. – Они меня, может, прямо в Бутырку повезут, а я ехай?
– Дети устали, – сказала Лера, но он пропустил ее слова мимо ушей.
Конечно, они устали – как им было не устать? Лера удивлялась, что сама не чувствует усталости, хотя шла уже третья ее бессонная ночь. А детские лица прозрачными казались от усталости, особенно у побледневшей Отиль, на которую Лера смотрела чаще, чем на других, и со все возрастающей тревогой.
Юная Натали сидела в центре салона, в окружении детей, и ее личико было печально.
– Натали, – негромко сказала Лера по-французски, подсаживаясь к ней поближе, – их надо уговорить поспать. Невозможно, чтобы дети так долго находились в таком напряжении.
– Вы чего шепчетесь? – крикнул Петя.
– Подойди послушай, – огрызнулась Лера. – Спать их хочу уложить.
Если бы не дети, она бы, наверное, еще менее была с ним осторожна – такая ненависть поднималась в ней при виде его круглых глаз, потных залысин и даже пятен на рубашке.
– Я пыталась, – ответила Натали. – Но они не хотят уснуть, они слишком возбуждены.
– А вы расскажите нам сказку, мадам! – вдруг попросила Отиль. – В семье, где я жила, была бабушка, и она всегда рассказывала вечером русские сказки, специально для меня. Мне так нравилось!
– Какую же сказку? – улыбнулась Лера.
И тут же поняла, что совсем не знает сказок. То есть она помнила, конечно, те, что читала и рассказывала ей в детстве мама – тем более что их слушала потом и Аленка. Но это были совсем детские сказки – про Петушка Золотого Гребешка, про Теремок и Курочку Рябу. Едва ли они могли быть интересны, например, двоим мальчишкам лет четырнадцати, Эжену и Клоду, которые, стараясь выглядеть как можно более невозмутимыми, по очереди играли в «гейм-бой».
Лера задумалась.
– Хорошо! – вдруг сказала она. – Я расскажу, но вы слушайте все, и Эжен с Клодом тоже. Вам ведь надо изучать русский язык, правда? Ну вот, его надо изучать по этой сказке, а не по тому, как разговаривает господин террорист.
– Мы слушаем, мадам, – вежливо сказал Клод, и, глядя в его улыбающееся лицо, Лера подумала, что мальчик действительно держится мужественно.
– Царь с царицею простился, в путь-дорогу снарядился, – начала Лера и тут же почувствовала, как замерло, а потом стремительно забилось, занялось ее сердце. – И царица у окна села ждать его одна…
Дети слушали внимательно, их глаза поблескивали в темноте. Лере вдруг показалось: эти французские мальчики и девочки, жизнь которых зависела от ничтожнейшего человека, именно сейчас почувствовали то неназываемое, что было скрыто в этих простых словах. То, что чувствовал Митя, что было внятно ей самой, что почувствовал Саня…
– Не видать милого друга! Только видит: вьется вьюга, снег валится на поля, вся белешенька земля…
Лера замолкла, произнеся эти слова. Дождь кончился, капли уже не стучали по крыше автобуса, а блестящими дорожками стекали по стеклам.
– Не трогай занавеску! – прикрикнул Петя.
Лера досказала «Сказку о мертвой царевне». Она с пяти лет помнила ее наизусть.
– А теперь – спать! – объявила она. – Мы все очень устали, правда?
Конечно, это было им трудно – переходить от бодрствования ко сну в темноте и духоте. Казалось, уже потеряно даже ощущение верха и низа, а не только дня и ночи.
Лера ощущала абсурдность, едва ли не глупость ситуации. Бестолковый террорист, несопоставимо с его бестолковостью большая сумма, которую он потребовал, план Москвы, по которому он водит коротким пальцем…
И в то же время Лера чувствовала его растущее напряжение. Наверное, он снова начал приходить в то состояние, которое могло привести к срыву.
«Чего они ждут? – почти с раздражением думала она о людях, среди которых недавно находилась. – Его же голыми руками можно брать, неужели до сих пор не догадались? Ведь уже сколько часов с ним беседуют… Да и есть ли у него вообще граната?»
Чем ближе становилось время отъезда в аэропорт, о котором Петя наконец договорился, тем нервнее он делался, тем капризнее.
Лера слышала, что требования, которые он уже почти выкрикивал в трубку, становятся все противоречивее. То спрашивал, хорошо ли освещены улицы, по которым его повезут. То требовал, чтобы впереди ехали не милицейские машины, а почему-то мотоциклы, в которых, дескать, никого не спрячешь. То грозил, что его люди в аэропорту ждут сигнала, и если сигнал не поступит от него через полчаса, то в одном из аэропортов прогремит взрыв…
«Бред какой-то! – с тоской думала Лера. – Вот, называется, довелось увидеть террориста – и такой кусок дерьма. Дура! – тут же одергивала она себя. – Лучше было бы, попадись профессионал?»
– Скоро поедем? – спросила она.
– На рейс торопишься? – криво усмехнулся Петя. – Не бойся, трап не уберут.
О чем с ним было говорить… Лера прислонилась лбом к закрытому занавеской стеклу. Все время, проведенное в автобусе, она находилась в этом странном, одновременном состоянии: наблюдала за Петей и была погружена в собственные мысли.