– А одна рыбка была – глаз не отвести! Знаешь, такая полосатая, необыкновенная, желто-черная?
– А-а, это пикассо – правда, красивая.
Они ныряли еще и еще, и каждый раз Лиза не могла себя заставить вынырнуть на поверхность, пока не темнело в глазах. Даже когда две маленькие акулки подплыли к самому рифу, она уже не почувствовала страха: гармония подводного мира успокоила ее.
– А какие красивые кораллы! – не переставала она восхищаться, когда они уже возвращались домой, уставшие и веселые.
– Кораллы я тебе подарю обязательно, – сказал Юра. – Ожерелья есть очень красивые, и тебе они пойдут. Ты сама… коралловая.
Его кожа всего за один день покрылась золотистым ровным загаром, Лиза же чувствовала легкое жжение на спине и боялась сгореть.
За обедом они поболтали с приятным доктором Данцельбахером, выпили с ним пива у стойки бара – здесь же, на веранде над океаном. Доктор не переставал восхищаться тем, что они в состоянии с ним разговаривать; вообще, он был очень жизнерадостен. Прощаясь, он сказал Юре:
– Если вы, герр Ратников, захотите воспользоваться моими консультациями для поправки вашего здоровья, я буду рад порекомендовать вам клинику в Вене и санаторий в Альпах. Всего хорошего, друзья!
Как ни приятно было общество Франца Данцельбахера, да и улыбчивой американской парочки, – Лиза и Юра не хотели терять ни минуты, которую могли провести наедине.
Днем, когда жара становилась невыносимой, они оставались в бунгало, где все дышало прохладой и покоем, и не было ничего дороже этих часов…
Когда тела их сливались, двигались в едином ритме, словно переливаясь друг в друга, Лиза забывала обо всем. Для нее не существовало ничего невозможного, она отдавалась Юре самозабвенно, она уже могла угадывать каждое его движение и желание, и тело ее мгновенно подчинялось этим догадкам, и оба они чувствовали, что соответствуют друг другу, что интуиция, подсказавшая им это в первую ночь, не обманула их.
«Наверное, это и называют наукой любви, – думала Лиза, отдыхая рядом с Юрой. – Но этому невозможно научиться, это само приходит…»
Она не могла бы объяснить, каким образом чувствует, чего он хочет от нее в каждую следующую минуту, каким образом ее тело принимает именно то положение, которое доставляет им обоим наибольшее наслаждение. Это происходило само собою, подчиняясь каким-то загадочным законам жизни.
Лиза с самого начала не чувствовала никакого стеснения ни перед чем, что он делал с нею, чего хотел от нее. Каждое его прикосновение будило ее и будоражило. Но здесь, в эти горячие дни и ночи, ее тело раскрылось перед ним полностью, всеми ложбинками и впадинками, которые он любил и которые манили его, заставляли вспыхивать жаром желания.
Юра вдруг соскальзывал с кровати и, выпрямившись во весь рост, прижимал Лизу к себе, и ее ноги, охватывая его бедра, вздрагивали от пронзительного тока. Он чувствовал биение и трепет внутри ее, меж охватывающих ног, – и не торопил, давая ей полностью насладиться тем, что только он мог ей дать.
Его пальцы становились гибкими и нежными, когда скользили по ее груди, животу, ласкали, опускались ниже, заставляя ее бедра приподниматься навстречу его руке и двигаться в такт движениям его пальцев или губ.
Лиза всегда чувствовала, что это он ведет ее по любовной дороге, что от его желаний и усилий зависит каждое мгновение близости. И хотя он делал это необыкновенно, в какой-то момент это начало ее тревожить…
Она никогда не читала ученых статей о проблемах партнеров, ей совершенно неважно было, что такое доминирование в сексе. Но она чувствовала другое: притом, что она отдавалась Юре полностью, не оставляя ничего, что было бы ему неизвестно, он словно бы чего-то не позволял ей даже в минуты полного самозабвения; а чего – она не могла понять… Это чуть-чуть омрачало ее радость, но она старалась не замечать этой легкой тени.
Лиза совсем забыла о незаметном течении времени, и только иногда, ночами, сердце у нее начинало томиться и ныть при мысли о том, что скоро придется покинуть волшебный остров Малифинолху с его разноцветными рыбками у кораллового рифа, где они с Юрой так счастливы вдвоем.
Течение дней не казалось Лизе однообразным, и она видела, что и Юра наслаждается их спокойным, мерным ходом. Впрочем, однажды он предложил:
– Лиз, а ты не хочешь денек поплавать на корабле? Здесь ведь есть и другие острова. Может быть, тебе интересно будет их посмотреть?
Конечно, она согласилась, и следующим утром они с Юрой взошли на небольшой корабль, который совсем недавно доставил их на этот остров. Теперь они отправлялись не на те острова, где были построены роскошные современные отели, а туда, где протекала обычная жизнь местных жителей.
Матросы ловили рыбу и жарили ее тут же, на небольшой жаровне, предлагая попробовать всем желающим. К счастью, ни у Лизы, ни у Юры не было морской болезни, и они сочувственно наблюдали за другими пассажирами, мучившимися всю дорогу.
Лиза вовсе не собиралась изучать жизнь на Мальдивских островах. Ей вообще не было присуще исследовательское, познавательное отношение к миру. Но так же, как поразил ее неведомый мир кораллового рифа, поразила и жизнь на каждом из крошечных островов, протекавшая совсем по иным законам, чем Лиза когда-либо видела.
Ей показалось, что жители этих атоллов обладают каким-то особым знанием, которое невозможно сделать доступным для европейца. Они и смотрели иначе, и двигались – недаром Юра любовался походкой девушки в ресторане, похожей на точеную статуэтку.
Девушки и здесь бросали на него быстрые любопытные взгляды, несмотря на строгость мусульманских обычаев. Впрочем, Лиза уже привыкла к тому, что на ее спутника оборачиваются красивые женщины.
Но еще больший интерес испытывали к нему дети. Они во множестве выбегали навстречу туристам – маленькие, бойкие, со сверкающими черными глазами – и радостно приветствовали их по-английски. Юра смеялся в ответ, раздавал монетки – видно было, что общение с раскованными, веселыми детьми доставляет ему удовольствие.
Лиза наблюдала за этой картиной, которая могла бы показаться слишком идиллической, если бы не естественность каждого Юриного жеста, – как вдруг кто-то тронул ее за локоть.
Быстро обернувшись, она увидела старуху в белом – сморщенную, словно выжженную солнцем, но не безобразную, а, наоборот, красивую какой-то особой, загадочной старческой красотой. Старуха пыталась что-то объяснить, показывая на Юру, но говорила она даже не по-английски, а на местном наречии, и Лиза огляделась в поисках кого-нибудь, кто мог бы перевести ее слова.
Заметив, что Лизу тормошит какая-то старуха, Юра оставил малышей и подошел к ней.
– Что-нибудь случилось? – спросил он.
– Нет, ничего. Но она хочет что-то объяснить, и, по-моему, о тебе. А я, видишь, не понимаю.
К ним тут же подошел паренек лет пятнадцати. Он обратился к Юре по-английски, и тот, выслушав мальчика, перевел его слова Лизе.