Портрет второй жены | Страница: 77

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Он говорит, что это предсказательница и что она всегда говорит только правду, представляешь? А он ее внук и может перевести на английский, он учит его в школе.

– Только правду? – улыбнулась Лиза. – И что же, она хочет сказать правду о тебе?

– Да, – перевел Юра слова мальчика. – Она говорит, что обо мне она что-то знает и может мне сказать.

– Так пусть скажет! – воскликнула Лиза. – Интересно же, Юра, пусть скажет!

– Не знаю… – Его лицо сделалось задумчивым. – Я не очень в это верю и все-таки не хочу.

– Ну пусть, Юра, пусть! – упрашивала Лиза. – Думаешь, она напророчит что-то плохое?

– Хорошо, – поддался он на ее уговоры.

– Только ты пообещай, что все мне переведешь, – попросила Лиза. – Мне же интересно! Нет, обязательно займусь английским, как только вернусь в Москву!

Все вместе они отошли в сторону и присели на низкую скамейку у стены небольшого дома. Старуха говорила быстро, то и дело притрагиваясь рукою к Юриной руке, и он внимательно смотрел на нее, словно слушал не перевод, а сами ее слова.

– Юра, что она говорит? – напомнила о себе Лиза.

– Да пока она просто говорит, что ей не часто хочется разговаривать с приезжими, потому что они не чувствуют тайного движения жизни.

– Так прямо и говорит? – изумилась Лиза. – Тайного движения жизни?

– Представь себе. Не думаю, что это мальчик выдумал, – кивнул Юра. – Погоди, погоди…

Вдруг старуха стала говорить медленнее, она вглядывалась в Юрино лицо строгим и вместе с тем каким-то ласковым взглядом. Он же делался все более внимательным, лицо его мрачнело.

Лиза почувствовала неожиданную тревогу.

«Зачем я раззадорила его, зачем просила выслушать эту странную гадалку?» – подумала она.

Мальчик переводил, стоя у них за спиной, Юра слушал старуху не отрываясь, и Лиза осторожно прикоснулась к его плечу.

– Переводи, пожалуйста, – попросила она. – Мне тревожно, Юра, что она говорит? Она предсказывает что-то нехорошее?

– Нет, она просто говорит обо мне, – нехотя ответил он.

– Но как она знает? Она гадает? Но ведь она не смотрит на руку, она вообще только на тебя смотрит!

– Она и гадает… Не знаю, как это точно назвать. Она сказала, что видит мой путь за моей спиной, и ей надо сказать о нем, чтобы иметь право спросить о моем дальнейшем пути.

– Может быть, нам лучше уйти? – предложила Лиза. – По-моему, тебе не очень приятно ее слушать…

– Да, не очень. Но теперь я не хочу уходить! Она говорит, что я обладаю блеском ума и дела и что я все буду делать блестяще, даже если брошу все, чем занимаюсь сейчас, и стану ловить рыбу с этими рыбаками.

– Но что же здесь плохого, Юра? – удивилась Лиза. – Я вообще-то и без нее это знаю.

– Еще говорит, что мне хочется многого и от этого бывает печаль, которой мне не преодолеть. Что я спасаю от одиночества, а сам спастись от него не могу. Что я не вмещаю того, что хочу вместить, и не вмещу никогда, если не пойму, что…

– Хватит, Юра! – сказала Лиза, решительно вставая с низкой скамейки. – Скажи ей, чтобы она прекратила. Это все ерунда, просто она выпрашивает у тебя деньги, так заплати ей, и пойдем!

– Теперь она говорит, что ты меня любишь, – улыбнулся Юра, продолжая слушать старуху, которая совершенно не обращала внимания ни на кого и ни на что и продолжала говорить.

– Это я и без нее тебе скажу. Пойдем!

Глаза ее возмущенно блестели, кровь прилила к щекам. Как можно было согласиться на эту нервотрепку, какая же она дура со своим праздным любопытством!

– Постой, Лиза, погоди. – Не оборачиваясь, не отрываясь от внимательно-обжигающих старухиных глаз, Юра протянул Лизе руку. – Мы сейчас пойдем, я еще послушаю ее, я не могу сейчас уйти.

– Но ты хотя бы говори мне…

– Ну вот: что не может быть сильнее воли, чем у меня, но в этом моя беда – я забываю о том, что есть кое-что посильнее воли и желания. Она говорит, что хочет спросить о дальнейшем, но мы должны войти в дом.

– Никуда мы не пойдем! Она тебя отравит еще, ты с ума сошел! Хватит и того, что она испортила тебе настроение. Господи, и чего она навязалась?

Но, мимолетно коснувшись Лизиной руки, Юра уже шел за старухой в тот самый дом, у стены которого они сидели. Мальчик последовал за ними, и Лизе ничего не оставалось делать, как тоже пройти в маленькую тесную комнатку с низким потолком.

Ей совершенно неинтересна была старуха с ее предсказаниями. Она вглядывалась только в Юрино лицо, и сердце ее тревожно колотилось. Впрочем, лицо у него было спокойное, хотя и невеселое. Кажется, непрошеная прорицательница не слишком заворожила его потоком слов и загадочным блеском глаз.

Старуха присела у стола и извлекла откуда-то огарок свечи в черном тяжелом подсвечнике, обрывок бумаги и уголек. На обрывке она что-то быстро написала затейливыми арабскими буквами – а Лиза и предположить не могла, что она вообще грамотна! – потом зажгла свечу, поднесла бумагу к пламени и, дождавшись, пока бумага сгорит, собрала пепел в медную мисочку, которую подал ей мальчик. Потом она взяла Юру за правую руку и, повернув ее ладонью кверху, быстрым плавным жестом втерла пепел в его запястье, доведя черную полосу до самого локтя.

Понимая, что помешать гадалке она уже не может, Лиза смотрела на этот ритуал, готовая к любым неожиданностям. Вдруг замолчавшая было старуха что-то сказала, и Юра снова обернулся к Лизе:

– Она говорит, чтобы ты не волновалась, что она не сделает мне ничего плохого, а ты должна отпустить меня сейчас, иначе ей не ответят.

– Но я не держу тебя, что за глупости! – возмутилась Лиза.

– Держишь, милая, держишь. – Слегка откинувшись назад, он на секунду прислонился головой к ее руке. – Даже я чувствую, ты меня как будто на руках держишь. Отпусти, Лизонька, не бойся!

Лиза пожала плечами. Конечно, она понимала, о чем он говорит и о чем просит гадалка. Но она боялась за него! Что значат эти черные подсвечники, этот пепел?

– Поклянись, что ты не скроешь от меня ни единого слова, которое она скажет!

– Ну зачем клясться? Клясться вообще нельзя. Не скрою, я же тебе пообещал.

Старуха продолжала гладить Юру по руке до локтя, все глубже втирая в нее пепел. И тут Лиза едва сдержала вскрик: на руке Юры проступили какие-то буквы, затейливые арабские буквы! Он тоже побледнел, глядя на непонятную и неизвестно откуда взявшуюся вязь.

– Что это? – прошептала Лиза.

Старуха уже читала написанное – про себя, шевеля сухими губами. Потом она снова подняла на него жгуче-черные блестящие глаза; взгляд ее по-прежнему был ласковым. Она заговорила медленно и внятно, и одновременно с нею заговорил мальчик, по-прежнему стоящий у них за спиной. Юра перевел слово в слово, не отводя глаз от лица старухи: