Он был готов разрыдаться, но вновь продолжил чтение.
Женщины переехали жить в мой родной тихий городок за несколько недель до твоего рождения. Местная повивальная бабка, моя кузина, приняла роды. Не составило большого труда зарегистрировать Мэри в качестве матери.
Все сомнения, которые я испытывал в отношении необычного плана, рассеялись в тот же день. Мечта Мэри наконец осуществилась. Ребенок, забавно посапывая носиком, лежал на ее руках. А у меня теперь был сын!
А потом я купил Бонни дом на нашей улице. Мы с Мэри сами захотели, чтобы она была рядом. Вот и рос ты, окруженный любовью двух славных женщин, которые стали впоследствии еще ближе друг другу.
Но однажды я сказал себе, что обязательно поведаю сыну всю правду. Останавливало меня лишь одно – Мэри так нравилось быть твоей матерью, что я не мог поступить по отношению к ней жестоко. Я не решался раскрыть тебе нашу тайну. Все ждал, когда моя жена будет к этому готова.
А потом, как ты знаешь, случилось страшное. Мэри и Бонни погибли в той жуткой автокатастрофе. И я подумал, что уже поздно рассказывать тебе обо всем. Боялся, что ты возненавидишь меня. За мое молчание, за обман, за долгое сокрытие семейного секрета. И ты действительно возненавидел своего отца. Правда, по другим причинам, но от этого мне было не легче.
Что ж, видимо, я заслужил твой гнев. Может, я в чем-то был не прав. Но я так переживал, когда ты уехал из Брума. Я воспринял это как наказание небес. Но я всегда очень любил тебя и очень гордился тобой…
Последние строки письма Зейн читал сквозь влажную пелену слез. Но мужчинам стыдно плакать, и он держался, как мог, без проявления излишних эмоций. Зейн лишь тяжело вздохнул, прикрыл глаза, откинулся назад и потер рукой бровь.
– Зейн? С тобой все в порядке?
Он открыл глаза и увидел ее, склонившуюся над ним прекрасную девушку, похожую на ангела.
– Выпей еще кофе. Это поможет взбодриться, – посоветовала Руби.
Зейн, погруженный в чтение письма, даже и не заметил, что она покидала комнату. Теперь вот, к счастью, вернулась, проявляя заботу о нем. Ему снова захотелось признаться ей в любви. Но он на этот раз не рискнул. Вдруг опять вызовет ее гнев. Зачем лишний раз нервировать Руби. Лучше снова попросить у нее за все прощения.
– Спасибо за напиток, – поблагодарил он, глотнув кофе, приправленного бренди. – Так согревает, и силы прибавилось. – Зейн думал, что еще сказать. И тут его наконец осенило: – Мой отец был очень хорошим человеком. Жаль, что я не понял этого раньше. И почему я решил, что письма в шкатулке – свидетельство каких-то грязных отношений между папой и подругой Мэри? Я просто кретин. А мой отец был святым, и он столько пережил…
– Ох, Зейн, – воскликнула Руби, и слезинки навернулись на ее глаза. – Как хорошо, что ты все осознал. Я просто счастлива. Теперь Лоренсу станет легче в том, ином мире…
– Знаешь, я хочу прочитать и остальные письма, которые обнаружил в шкатулке и на книжных полках. Только не покидай меня пока. Побудь со мной. Мне так спокойнее.
Руби улыбнулась и устроилась на мягкой кушетке.
– Хорошо. Я останусь. Но лишь на некоторое время…
Он вскрыл очередной конверт.
По мере прочтения Зейн складывал письма в аккуратную стопку. Теперь он уже изучал их серьезно, изучал своеобразный отчет о его детских годах. Мэри, часто путешествуя вместе с маленьким Зейном, рассказывала Бонни о привычках мальчика, о его характере, о его новых друзьях. В общем, настоящая мама парнишки была в курсе всего.
Зейн удовлетворенно вздохнул. Хорошо, что женщин связывала искренняя дружба.
Он снова опустил руку в шкатулку. На дне ларца осталась лишь одна открытка. Зейн достал ее. Внимательно посмотрел на картинку с помятыми уголками и потертыми краями. Диснейленд. Он помнил те каникулы. Ему было тогда восемь лет. Что же Мэри написала об этом путешествии?
Он перевернул открытку и, потрясенный, узнал свои собственные детские каракули.
Дорогая тетушка Бонни! Диснейленд замечательный, но я ужасно скучаю по тебе.
Я люблю тебя сильно-сильно!
Зейн.
Хорошо хоть он успел сказать это маме много лет назад. Значит, на каком-то подсознательном уровне он чувствовал родство с Бонни, он тянулся к ней. Зейн снова вздохнул. Он вспомнил, как его потрясло известие об автокатастрофе. Бедная Бонни, бедная Мэри, вас уже не вернуть…
Зейн на минуту задумался, а потом, отложив открытку в сторону, посмотрел на Руби. Ее чудная головка покоилась на небольшой подушке, волосы беспорядочными волнами разметались по ней. Бедняжка, она, видимо, так от всего устала, что уснула, не дождавшись, когда Зейн оторвется от чтения почты.
Он не хотел ее тревожить и переносить на кровать. Тем более что диван был достаточно широким и удобным. Зейн лишь взял теплое одеяло, накинул на нее и с замиранием сердца поцеловал Руби в щеку.
Спокойной ночи, дорогая.
Ее разбудил телефонный звонок. Вскочив, Руби не сразу вспомнила, где находится. Так крепко спала.
Она села на диване и слегка тряхнула головой. Надо просыпаться окончательно. Руби, укутавшись в одеяло, поплелась на кухню.
Зейн был уже там, держал в руке трубку и внимательно слушал, что ему говорили.
– Звонят из больницы. – Он кивнул Руби.
Киото! Она качнулась в сторону стойки. Неужели плохие вести?
Зейн положил трубку и взглянул на девушку.
– Что? – Ее охватил страх.
Младший Бастиан изогнул губы в улыбке.
– Его состояние улучшилось. Оно больше не критическое. Правда, врачи говорят, что нужно еще сделать дополнительные анализы, но на данном этапе в целом все нормально. Доктора полны надежды – Киото обязательно выкарабкается.
Слава Богу!
Руби бросилась к Зейну, машинально обхватив его руками.
– Какая замечательная новость!
Он сжал ее кольцом своих рук, нежно поглаживая по волосам. Затем стал целовать их, затем прикоснулся к ее губам.
После душа от нее так хорошо пахло. Свежестью и ароматом дезодоранта.
Зейну было очень приятно сознавать, что он может снова прижать Руби к себе. Они вновь ощутили какое-то невероятное притяжение друг к другу.
Руби томно вздохнула. Ее так будоражили ласки Зейна, его нежные взгляды, но сейчас нельзя расслабляться. Нужно до конца выяснить их отношения, уладить некоторые проблемы. И теперь уже Руби чувствовала себя виноватой. Она совсем недавно так обидела Зейна. Ужасно.
– Прости меня за все, – попросила она, спрятав лицо у него на груди. – Я во многом была не права.