— Окли лжет, — сказал я. — Я не подавал Мэрилин Чилан никаких сигналов. Не сидел я поблизости в машине, когда она подъехала на такси. И вся хронология событий у него липовая.
— Малый мог и ошибиться. Ты сам сказал, что там еще проезжала какая-то другая машина той же марки и модели, что и твоя. Возможно, ее-то он и мог видеть.
— Вот это правильно — мог увидеть другую.
— А ты мог и солгать.
— Ладно, — сказал я. — Поговорим с Окли.
Селлерс вздохнул и поднялся.
— Хорошо, — сказал он. И, обернувшись к Паулине, приказал: — А ты сиди тихо и не выходи из дому. Ни с кем не вступай в разговоры. Особенно с репортерами.
Не вздумай звонить Диксу. И если тебе будут звонить, трубку не бери. Если будут стучать в дверь, к двери не подходи. Сиди тихо и не рыпайся, как будто дома никого нет. И так, пока я не вернусь. Когда вернусь, я трижды позвоню в дверь, затем пауза, потом два звонка и после паузы — один. Только тогда откроешь дверь. До этого сигнала сидишь тихо и не двигаешься, ясно?
Усталой походкой Селлерс направился к двери.
— Пошли, Шкалик.
Берта сказала:
— Я вам нужна? А то я проголодалась. Хотелось бы позавтракать наконец…
— Вы нам нужны здесь, мадам, — сказал Селлерс. — Посидите тут, пожалуйста, миссис Кул, как пришитая.
— Я думаю, — сказал я, — что Окли работает ночами, поэтому днем он должен быть дома. Кстати, адрес Окли у тебя есть?
— Ну, конечно, у меня есть его адрес. Прямо беда с вами, любителями проклятыми. Вы думаете, что все полицейские — растяпы и путаники. Поехали отсюда поскорее и покончим с этим делом.
Нас с Селлерсом ждала патрульная машина.
Окли жил в захудалом районе в небольшом коммунальном доме с нарядным фасадом и стойким кухонным духом внутри. У Окли была там однокомнатная квартирка.
Селлерс постучал в дверь.
Секунду спустя откликнулся сонный мужской голос:
— Ну, какого еще черта?
— Сержант Селлерс из полиции. Открывай!
— О Господи, да я уже двадцать раз рассказывал вам все, что знаю.
— Тебе сказано: открывай!
— Послушай, сержант, мне сейчас неудобно, чтобы ты ко мне заходил. Спуститесь вниз и посидите в машине. А я оденусь и через две минуты спущусь к вам. — Судя по голосу, Окли уже вполне проснулся.
— Открывай! — приказал Селлерс.
— Я… я не один.
— Открывай, черт тебя побери!
Дверь отворилась.
Окли стоял на пороге, со спутанными волосами, в трусах и майке. Смазливая девчонка лежала в постели, натянув простыню до подбородка, испуганная до полусмерти. Не глядя на девчонку, Селлерс вошел и уселся в ногах кровати. Я остановился у туалетного столика.
— Вернемся к событиям ночи четвертого числа, — сказал Селлерс. — Ты возил какую-то девку в мотель в Санта-Монике? Было такое дело?
— Я? — переспросил Окли с видом оскорбленного достоинства.
— Да, ты.
— Не припоминаю ничего такого, сержант, — сказал Окли и взглянул на меня. — А он тут при чем? Небось хочет сбросить с себя всю кучу обвинений и для этого вымазать меня грязью в глазах полиции?
— Вопросы задаю я, — сказал Селлерс. — Возил девку в мотель «Голубые небеса»? Отвечай!
— Надо взглянуть в мой рабочий блокнот, проверить, но, насколько я помню… — заюлил Окли.
— Такие дела запоминаются и без блокнота, — сказал Селлерс. — Ну так как же — возил?
— Ну, я… я бы так сказал: возможно, что и возил.
— Почему об этом мне не рассказал?
— О чем? Какое это отношение имеет к делу, которое ты расследуешь?
— Этого я еще не знаю, — сказал Селлерс. — Но я хочу выяснить все, что ты знаешь о деятельности Жанетты Лэтти и девчонок, которых она использовала.
— Да я все тебе рассказал, сержант!
— Ты не рассказал мне о Паулине Гарсон.
— Паулина? Не знаю никакой Паулины. А, ты имеешь в виду Полли?
— Возможно. О Полли ты мне ничего не рассказывал.
— Да я ее не слишком часто видел. Там много разных девчонок… Они обычно вызывали только меня. Я тебе уже об этом рассказывал, сержант. Жанетта не хотела слишком привлекать внимание к своему дому и к бизнесу, которым она занималась, поэтому она старалась, чтобы всеми ее транспортными делами занимался только один таксист. Она всегда меня вызывала, и, если я был свободен, что же, диспетчерша меня и посылала по вызову.
А если я был занят, высылали другого таксиста.
Селлерс покатал свою сигару во рту, взглянул на девчушку в постели и спросил:
— Кто такая?
— Моя подружка, — ответил Окли.
Я выдвинул ящик туалетного столика и немного порылся в его содержимом.
— Как тебя зовут? — спросил Селлерс.
— Долли, — ответила девчушка.
— Тоже у Жанетты Лэтти работала?
Девчонка замялась на миг, но потом утвердительно кивнула.
— Про Долли ты мне тоже не рассказывал, — с укором сказал Селлерс, обращаясь к Окли.
— Долли — моя личная близкая подружка. Я не хотел ее засвечивать в полиции.
— Другими словами, утаивал ее от меня?
— Что касается Долли, то верно — утаивал.
— И Полли ты тоже не упоминал.
— Верно, и Полли тоже. Может, я кого-то и пропустил, но самую малость, а о большинстве я тебе рассказал все, что знаю.
Тем временем я поглубже засунул руку в ящик туалетного столика и вытянул шерстяной женский чулок.
— Это ни о чем тебе не говорит? — спросил я Селлерса и перекинул ему чулок.
Селлерс глядел на него с минуту, начал было уже отрицательно качать головой, и вдруг его внимание приковало к себе характерное переплетение нитей.
— Провалиться мне на месте, если во второй такой же чулок не был засунут камень, которым размозжили голову Жанетте Лэтти!
Герман Окли, как дикий зверь, метнулся к двери.
Фрэнк Селлерс сработал с точностью хорошо смазанной машины. Держа чулок в левой руке, он правой нанес Окли удар в челюсть с такой силой, что таксист распластался на полу.