— Приготовить вам настоящий ужин вместо закуски? Бифштекс, запеканку из почек, яблочный пирог?
— Превосходно.
— Поднимусь к вам в номер с подносом около семи. — И хозяйка добавила: — Если хотите, могу постирать и высушить ваши вещи.
Она ушла.
Кофе был горячим и крепким. Элизабет выпила две кружки, и внутри у нее оттаяло, замерзшие конечности начали оживать.
— Еще кофе? — спросил Куинн.
Она покачала головой.
— Тогда советую быстро раздеться и влезть в горячую ванну.
С трудом поднявшись, Элизабет почувствовала, что ноги едва ее держат.
Куинн тут же оказался рядом.
— Извини, — прошептала она, — меня кидает в жар.
Он что-то пробормотал и, подхватив ее на руки, понес к лестнице.
Она чувствовала его напряженные мускулы, видела посеревшее лицо. Зря она не приняла помощь хозяйки. Впрочем, это только отодвинуло бы события — рано или поздно объяснения им не избежать.
Когда они добрались до своей комнаты, где был уже разведен огонь и рядом с камином стояла корзина дров, Элизабет дрожала всем телом.
— Не знаю, что со мной творится, — проговорила она, словно извиняясь.
— Запоздалая реакция организма, — коротко отозвался он, внес ее в ванную, осторожно опустил на табурет и включил краны.
Хозяйка не подвела: рядом со стопкой полотенец лежали два белых махровых халата и два набора туалетных принадлежностей.
Когда ванна наполнилась, Куинн стащил с Элизабет одежду и помог ей забраться. Совершенно обессилев и дрожа всем телом, она покорно подчинялась, как утомленный ребенок.
Наконец она откинула голову и погрузилась в уютное тепло.
— Ну что, порядок? — спросил Куинн.
— Отлично. Спасибо.
— Еще что-нибудь сделать?
— Да, я хочу чтобы ты наконец снял с себя мокрую одежду.
— Ты никуда не денешься, если я пойду приму душ?
— Нет, не беспокойся.
Куинн ничем не выдавал своих эмоций, и они разговаривали с подчеркнутой вежливостью.
— Смотри не засни, — предупредил он.
— Постараюсь, — пообещала она.
Полузакрыв глаза, она смотрела, как он стаскивает с себя черную рубашку и насквозь промокшие брюки, любовалась великолепным телосложением, упругими мышцами.
Оставалось только благодарить судьбу за то, что ей достался физически крепкий, мужественный и волевой мужчина. Другой на его месте просто не пошел бы в такой туман, на косу, перед самым приливом...
Очень скоро ее начал одолевать сон, и когда Куинн оказался возле ванны в махровом халате, Элизабет уже почти спала.
Попробовав рукой быстро остывающую воду, он вытащил пробку и бодро произнес:
— Пора вылезать — и в постель.
Он помог ей встать и закутал в большое пушистое полотенце.
— Тебе помочь, или сама теперь справишься?
Слегка оглушенная, она ответила:
— Спасибо, я сама.
— Тогда пойду отнесу вот это. — Он собрал мокрую одежду и вышел, оставив дверь приоткрытой.
Глядя на его удаляющуюся спину, Элизабет вдруг почувствовала легкий укол разочарования: она надеялась, что Куинн ее вытрет...
Странно отяжелевшими руками она промокнула на себе остатки воды, обсушила мокрые пряди волос, расчесала их и натянула халат. Потом прошлась по комнате — той самой, где они с Куинном уже когда-то останавливались. Здесь было тепло и уютно. На тумбочках горели лампы, огонь весело плясал в камине.
Ей вдруг стало одиноко. Глупости, подумала она, залезая в постель. Она умела справляться с одиночеством. Если долго привыкать, кто угодно сумеет. А у нее было время...
Но до чего печально так жить.
Что бы ни думал о ней Куинн, ее никогда особенно не интересовали деньги. Главное, чего ей действительно хотелось от жизни, — это любить и быть любимой.
И как раз этого, похоже, у нее и не будет...
Слезы хлынули у нее из глаз. Она их не вытирала, и они бежали по щекам, оставляя мокрые следы.
Кровать была удобной, подушки — мягкими, и когда несколько минут спустя Куинн вернулся, Элизабет уже крепко спала, разметав по подушке волосы и повернув к нему бледное, мокрое от слез лицо.
Он постоял немного, потом отошел и сел у камина.
Элизабет проснулась от стука в дверь. Еще не вполне очнувшись от сна, она села в кровати и поняла, что принесли ужин.
Поставив поднос на низкий столик у камина, хозяйка сказала:
— Я поднимусь примерно через полчаса — заберу посуду и принесу кофе. Если еще что-нибудь понадобится, дайте мне знать.
Куинн поблагодарил, и она поспешила из комнаты.
Повернувшись к Элизабет, он сказал с подчеркнутой вежливостью:
— Ты еще выглядишь усталой. Хочешь поесть в постели?
Она была как в дурмане, желудок не допускал и мысли о еде, и ей хотелось бы просто снова тихо заснуть, но, боясь признаться в слабости, она заставила себя бодро произнести:
— Спасибо, я свежа, как весенний дождик, так что будет гораздо лучше, если я встану.
— Как хочешь.
И снова они разговаривали как вежливые, усталые, чужие люди.
Выкарабкавшись из постели, она затянула пояс халата и села возле камина.
Домашняя еда была превосходной, но ей удалось одолеть всего пару кусочков. Куинн тоже ел немного, сидя с холодным, отчужденным лицом, явно погруженный в мрачные раздумья. К тому времени, когда хозяйка принесла кофе и собрала грязную посуду, он не произнес ни слова.
Между ними словно была натянута колючая проволока, и Элизабет сидела как на иголках.
Наклонившись вперед, Куинн взял кофейник, налил две чашки и стал молча пить.
Не в силах больше терпеть это, Элизабет хрипло выдавила:
— Я так и не поблагодарила тебя...
Он поднял глаза, и она осеклась.
— Я... я понимаю, что ты на меня сердишься, но...
Еле сдерживая ярость, в мертвой тишине он прохрипел:
— Сержусь? Да ты поступила как последняя идиотка! Если бы я не заметил, что тебя нет, ты могла умереть там.
— Не могла, а умерла бы. — Голос у нее дрожал, она готова была расплакаться. — Ты спас мне жизнь.
Губы у него побелели.