Потом сказал в землю:
— Ты меня обманул.
Герман не ответил, поскольку не знал, что говорить. И тогда Олег вскинул голову, облизнул запекшиеся губы и проговорил отчетливо:
— Зачем ты меня обманул?
— Ты же не барышня, чтоб обманывать, — сказал Шабанов миролюбиво. — Вот я девушку одну обманул. Знаешь, Магуль с почты…
— При чем здесь девушка?! Ты мне наврал!
— А ее обманул. Пообещал тигровую шкуру достать и привезти…
— Какую шкуру?! — чуть не задохнулся он. До взрыва оставались считанные секунды. Кадет уже выдернул предохранительную чеку и в душе его догорал замедлитель.
— Обломки моей машины видишь? — Шабанову хотелось остановить или хотя бы приглушить этот взрыв.
— Ну! Обломки!..
— Вот мой гермошлем с места приземления.
— Ну и что?!.
— Вертушки всю ночь гонялись за охотниками! Это что, не аргумент?
— Да в звезду все твои аргументы! Где?.. Где хутор? Где хлеб с молоком? Где город в парке с озером и лебедями?!
— Ладно, остынь, горячий Парамоша, — Герман хотел его приобнять — кадет вывернулся. — Хакер предлагает тебе работу, независимо от диагноза, летчиком-испытателем в НПО. Ему такие люди нужны.
— Пошел ты со своим хакером!! — громыхнул товарищ Жуков. — Ну зачем ты наврал?!. Я же поверил! Поверил, что он есть, этот мир! Каждому слову поверил! А ты наврал, как последний!.. Зачем?! Зачем ты все это придумал?!. И обманул! Я обрадовался, поверил, у нас есть будущее. Не у нас с тобой — у всей цивилизации! Но его — нет. Нет!
Он орал, бесслезно плакал и давился невидимыми слезами. А Шабанову не хотелось утешать — наоборот, подкатывало какое-то ярое, мстительное озлобление.
— Зато мы теперь квиты! — сказал он. — Ты первый меня обманул!
— Я?! — взревел Олег. — Я обманул?!
— А помнишь клетку с медведем?!
Товарищ Жуков вскочил, выпучил глаза, вытянул губы трубочкой.
— Ничего себе — вспомнил! И сравнил!.. Да я уверен был — медведя там нет!
— А он оказался в берлоге!
— Но я-то не знал! И был уверен!
— И все равно! Медведь оказался в клетке!
Он сел и замолчал, уставившись на свои побитые ноги. Шабанов выждал минуту — солдатики уже спустили в котел макароны и теперь валили туда тушенку из банок, забросил на всякий случай автомат за спину и подошел к ним, выбрал миску из посудного ящика побольше и подставил.
— Наваливай!
— Дак еще не сварилось, — сказал солдатик, осматривая Германа. — Погодите немножко…
— Жрать хочу, наваливай! И побольше! — достал две ложки.
Повар удивленно хмыкнул, взял половник и зачерпнул макарон.
— А вы откуда? — спохватился. — Из какого подразделения?
— Вон из того! — Шабанов кивнул на обломки.
— Из спецназа, что ли?
— Из спецназа, наваливай!
— Дак мы не кормим спецназ. Вы отдельно!..
— Я кому сказал?!.
Солдатик навалил миску до краев, она палила руки, но Герман вытерпел, донес и поставил на бревно. Товарищ Жуков демонстративно отодвинулся, отвернулся и стал смотреть, как воин с мотопилой пытается завалить толстую ель.
— Бери ложку и давай! — сказал Шабанов. — А то не останется.
Обманутый, насмерть обиженный кадет и ухом не повел. Макароны действительно не доварились, клейкое тесто приставала к зубам и комом становилось в горле, но он все равно ел и не выбирал мясо, черпая все подряд. Когда в миске заметно поубавилось, Олег все-таки взял ложку, но вдруг бросил ее и заматерился.
— Ну кто так пилит, а? Ну кто так тебя учил?! — побежал к солдатику. — Ты же сейчас на нас елку завалишь! Надо же сначала посмотреть, в какую сторону наклон кроны, остолоп!.. Руки тебе оторвать!
Выхватил пилу, глянул вдоль ствола, зашел с другой стороны и в полминуты уложил дерево на землю. Сунул воину инструмент, подтолкну в спину:
— Вперед, служивый!
Пошел было назад, но тут заметил сучкоруба, поглядел, как тот неумело тяпает по ветвям, покачал головой и направился к нему, отнимать топор…
Назад в инфекционное отделение его не взяли. Дежурила та же самая халда в приемном покое и, едва заметив на пороге Шабанова, вскочила, выставила руки:
— Куда? Назад! Ты здесь не лежишь!. Тебя выписали! Иди, иди!
— А здорово я тебя тогда? — он рассмеялся и сдернул с нее повязку. — Ты проверила? Ну что меня… это?..
Сестра отскочила, покраснела от возмущения — не привыкла к такому хамскому обращению — и стала красивой. Герман сделал ей «козу» и подался на улицу.
В хирургическом пропустили на этаж, однако тут его остановила постовая — опять та объемная, что уводила в особняк с решетками: менялись через двое суток, и как раз подоспели к его возвращению.
— Больной! А ты у меня переведен! Ты у меня в списках не значишься!
— Моя палата! Там моя генеральская палата! — он постучал гермошлемом по столу. — Я там лежу!
— Ничего не знаю! От нас ты выписан.
— Записывай снова!
— А больше ничего не хочешь?
Герман понял, что канителиться с ней бесполезно, прорвался сквозь заслон и побежал в холл — сестра за ним.
— Ты что? С ума сошел? А ну вернись, больной!
— Вот именно — больной! — Шабанов погрозил гермошлемом и рванул дверь. — Значит, должен лежать!..
Место оказалось занятым. В его кресле сидел пожилой человек, уютно завернувшись в его же стеганый барский халат. И компьютер сняли…
Постовая извинилась перед ним и захлопнула дверь, оглядела Шабанова.
— Что у тебя под фуфайкой? А ну — покажи!
— Казенная пижама! — он распахнул полы.
— А под пижамой?
— Тело!
— Не про тело спрашиваю! Что у тебя там выпирает?
— Это?.. Не скажу!
— Ну-ка иди отсюда! — зашептала грозно. — Сейчас охрану вызову! Может, ты бомбу принес?
— Ну и дура…
— Все равно иди! Ты же из инфекционного! Там карантин по гепатиту! Натаскаешь заразы!..
— У меня постельный режим! — он показал ногу. — А не понос!
— Ничего не знаю! Где был — туда и иди! Немедленно убирайся!
Он выскочил на лестничную площадку и кинулся в ординаторскую. Хирург оказался на месте, оторвался от рентгеновских снимков, снял очки.