– Еще ничего не известно, Сашa. Недоразумение может разрешиться в любой момент. Я говорил, я объяснял… Я думал и сейчас думаю… что обвинение несправедливо.
«Недоразумение» – Доминик имеет в виду убийство. Есть еще один, не менее обтекаемый вариант: неприятности с Фрэнки. Лучше не озвучивать то, что может вызвать в памяти огромную лужу крови под черной рубашкой Франсуа Пеллетье.
– Спасибо, Доминик.
– Я верю, что ты невиновна.
– Спасибо, Доминик.
– Я сделаю все, чтобы это доказать.
– Спасибо, Доминик.
– Я… Я обязательно что-нибудь придумаю…
Придумки Доминика, ха-ха. Что может придумать трусливый жирдяй, даже сейчас нервно косящий на наблюдающего за нашим свиданием полицейского. Поджечь участок? Взорвать камеру? Вызволить меня силой?..
– Для начала пришей пуговицы на рубашке. Или попроси, чтобы Фатима пришила их.
– О чем ты? – Доминик растерянно хлопает ресницами, почему раньше я не замечала, что у него такие длинные ресницы?
Коровьи. Нет – воловьи.
– О чем? О твоей рубашке. Как там близнецы? Джамиль и Джамаль?
– Джамиль разбил нос, а Джамаль разбил локоть.
– А Наби?
– У Наби вскрылся фурункул на правой руке.
– Кто же теперь готовит?
– Это не мешает ему готовить. Я купил четыре новых доски для серфинга.
– Ты снова будешь рисовать?
– Не знаю… Подожду, пока ты вернешься. И мы вместе решим…
– Вряд ли это случится скоро. Я не слишком тебя подвела?
– Подвела? Почему ты должна была меня подвести?
– Ты давал приют женщине, незаконно находящейся на территории Королевства Марокко. Это могло обернуться для тебя неприятностями.
– Пустяки.
– Я сказала, что ты ничего не знал. Можешь сказать то же самое.
– Пустяки, Сашa. Все в порядке. Не стоит переживать.
– Хорошо… Там, в шкафу, в жестяной коробке, мои фотографии. Пусть они побудут у тебя. И машинка. Portative. И сумка с вещами, их не так много. И…
Голос мой срывается. Пятнадцать минут – слишком маленький срок. Пятнадцать минут – ничто по сравнению с тремя годами, которые я провела рядом с Домиником. И за все три года я не нашла для него ни одного теплого – по-настоящему теплого – слова. А ведь я нежно привязана к Доминику. Так какого же черта?..
– Пять минут! – гортанный голос охранника неумолим. Для пущей убедительности он показывает растопыренную пятерню. – У вас осталось пять минут.
…так какого же черта?! Доминик – единственное, что у меня есть.
Жирдяй. Трусишка, на дух не переносящий исламских фундаменталистов, русской мафии, глобального потепления, поломок кондиционера, приливов, отливов, электромагнитных излучений от мобильников и микроволновок. Гипотетическая жертва лифта-убийцы и вора-карманника. Художник, которому не хватило смелости стать знаменитым. Владелец отеля, которому не хватило упорства прибавить к двум гостиничным звездам хотя бы еще одну. Романтик, лысеющий со лба. Потный, неуклюжий, вечно небритый, не внесенный в кроссворд Доминик -
единственное, что у меня есть.
В целом мире.
– Я не совершала убийства, Доминик.
– Я знаю.
– Ты веришь мне?
– Я верю.
– Меня просто подставили… Я не выживу здесь, Доминик.
– Я… Я вытащу тебя отсюда. Чего бы мне это ни стоило. Обещаю. Ты веришь мне?
– Я верю.
Скулы Доминика обостряются – или я просто перестала замечать складки кожи на щеках? И оторванные пуговицы на рубашке, и скрытый щетиной второй подбородок.
– Я очень люблю тебя, Сашa. И я тебя не оставлю.
– Ты знаешь Ясина? Парня, который торгует рыбой на пристани, рядом с рыбным рынком?
– Нет.
– Черт…
– Я найду его. Не думаю, что это сложно. Что должен сделать я? Что должен сделать он?..
Я и сама не знаю, что должен сделать Ясин. Мысль о Ясине посещала меня и раньше, но ни во что не оформлялась. Разве что в надпись на стене: буквы, из которых сложено его имя, примыкают к буквам, из которых сложены имена Хакима и Хасана. В моем кроссворде Ясин выглядит инородным телом – только теперь, когда до окончания свидания остались считанные минуты и нервы мои напряжены до предела, – только теперь я начинаю понимать почему.
Вещи и люди, которыми забита стена в моей камере, – безусловны, одномерны, процарапаны одной линией. Даже покойный Фрэнки. Даже Алекс Гринблат, Спаситель мира и знаменитый галерист. Ясин – другое дело. Ясин оперирует символами, которые сам же и создает при помощи рыб, вытащенных из океана. Его дурной глаз видит не то, что лежит на поверхности, а то, что скрыто внутри: в толще воды, в глубине рыбьего брюха. Ни одна вещь, которую я приняла из его рук, не была случайной. Ни бусина (темная, с зеленоватыми прожилками, так похожая по цвету на чертовски красивые глаза Алекса), ни ключ, открывший мне дверь к ночи со Спасителем мира, ни курительная трубка – до нее дело еще не дошло, но когда-нибудь придет и ее час.
Ясин вбивает колышки, а точнее – расставляет вехи.
Следуя за ними, переходя от одной к другой, можно резко изменить траекторию собственной жизни. Так было всегда, может, и на этот раз сработает?..
– Купи у него рыбу.
– Какую? – Доминик растерян.
– Любую. Выбери сам. И скажи, что это для меня. Для мадам, о которой ему приснился сон. С кошками, змеями и сломанными стрелами.
– Он должен вспомнить?
– Он вспомнит.
– А потом?
– Потом попроси его, чтобы он выпотрошил рыбу. Вспорол ей живот.
– А потом?
– Потом возьми то, что он достанет из рыбьего живота.
– Что он должен достать?
– Не знаю. Но чертовски хочу узнать.
– Я должен передать то, что он достанет из рыбьего живота, тебе?
– Хотелось бы… Трудно было получить свидание?
– Не стоит думать об этом, Сашa. Я сделаю все, как ты сказала.
– Очень хочется курить.
– Разве ты куришь? – От удивления Доминик трясет подбородком.
– Как оказалось. Вот если бы ты достал мне сигарет! Хотя бы пачку.
– Я достану сигареты. Какие именно?
– Любые. Желательно с фильтром.
– С фильтром. Я понял.