Это последнее «зачем» он проговорил отчаянным шепотом, будто прокричал. Потом уставился перед собой куда-то в пространство, взмахнул руками, еще пробормотал что-то совсем тихо, будто сам с собой разговаривал. Диля смотрела на него с немым изумлением, боясь перебить. Слишком уж у него лицо в эту минуту было… жалким.
– Зачем, зачем она это сделала? Что ей, мало было того, как я ее любил?
– Да что, что сделала-то? – не утерпела и все-таки полюбопытничала Диля.
– Что сделала, говоришь? Я тебе скажу! Она к черному магу пошла, вот что сделала! Сейчас, говорят, это страшно популярно – всякую ворожбу на мужиков наводить. Вот и Ларка такая же оказалась – навсегда захотела меня в безраздельную собственность получить. Мало ей моей натуральной любви было.
– К какому магу? Глупости какие…
– Нет. Это не глупости. Есть у нас тут в городе один человек, очень известный. Магистр вуду, он всякие привороты черные делает. Альберт Чумаков. Не слышала про такого?
– Нет…
– Ну, ты, мать, от жизни совсем отстала! Этот Альберт теперь страшно популярный, он даже передачу на телевидении ведет, его везде и всюду приглашают! Как ни включишь ящик – везде рожа этого Альберта, и все вокруг него с благодарностями и восхищениями тусуются. Говорят, он все может. Вот и Ларке помог на меня какую-то хрень навести, что я перед ней скакал, как козлик стреноженный.
– Хм… И ты в это веришь?
– А как не верить, если сам Альберт Чумаков лично мне об этом сказал? Если бы не моя мама, я бы и не знал ничего!
– А при чем тут твоя мама?
– Так она первая мне глаза открыла! Я сначала ей не поверил, думал, она просто ревнует по-матерински. А потом я сам к этому магу сходил, показал ему Ларкину фотографию. Он ее узнал… Сказал, что именно по ее просьбе и наложил на меня приворот.
– Да ну, ерунда какая…
– Да. Вот такая вышла ерунда. А у меня после этой ерунды будто крышу снесло. Я все, все мог от Ларки вытерпеть, абсолютно все! Но такого психологического насилия не смог. Не дай бог никому такого испытать…
Диля смотрела на него во все глаза, боясь вымолвить хоть слово. Чувствовала, что нельзя сейчас больше ничего говорить. И в то же время изумление не покидало ее, и было оно сродни жалости, которую испытываешь порой к умному и хорошему, но будто враз поглупевшему человеку. Видно, и Гриша почувствовал ее состояние, скосил глаза настороженно и будто встрепенулся внутренне, тряхнул белобрысой головой:
– Ладно, проехали… Чего это я с тобой разговорился? Странно даже. Тебе и неинтересно, наверное. У каждого свои проблемы… Пойду я, пожалуй. Если до Ларки дозвонишься, скажи, что я приходил. Пусть она тебе добро даст, чтоб я Машку к матери свозил. Она имеет право, она бабушка.
– Да, конечно…
– Ну, все. Бывай здорова, Дина. Я еще зайду на днях. А ты хорошая девчонка, добрая… Ларка, она свое дело знает, она плохого и злого рядом с собой не потерпит. Но и ты ей до конца не отдавайся, держи ухо востро. А если отдашься, то не продешеви. Доброе расположение нынче в дорогой цене.
Быстро подскочив с дивана, он шагнул к дочери, присел перед ней на корточки.
– Манюнь… Я за тобой потом приеду, ладно? Хочешь, в зоопарк сходим или в кукольный театр…
– Ладно! – отмахнулась от него Машка, увлеченно заталкивая в дырочку кусочек пазла.
Он посидел еще немного на корточках, потом протянул руку, решив погладить дочку по голове, но она только мотнула строптиво волосенками – не мешай, мол. Гриша улыбнулся грустно, медленно выпрямился, понуро пошел в прихожую. Уже просовывая руки в рукава пальто, взглянул на вышедшую его проводить Дилю, проговорил насмешливо:
– Нет, чего это меня вдруг понесло с тобой так откровенничать? Даже и неловко как-то…
Диля стояла, переминаясь с ноги на ногу и опустив глаза в пол. Ей тоже было неловко, будто она против воли подглядела в чужую душу, как в замочную скважину. Потом все-таки отважилась поднять на него глаза, заставила себя улыбнуться:
– Да все нормально, Гриш! И я тоже хороша – даже чаем тебя не напоила…
Ночью она никак не могла заснуть. Представлялось ей в темноте Ларино лицо, а рядом —
Гришино. Хорошая получалась пара, красивая, как на картинке. И что самое странное, виделась ей в этой картинке некая нерушимая цельность, будто сделана она была из очень прочного материала. Хотя какое ей, собственно, дело до этой красивой картинки? Кто она им, разведенным супругам Ларе и Грише, чтоб чего-то там видеть? Всего лишь случайно залетевшая в дом нянька, да и то не полноценная, а приехавшая устраивать свою неприкаянную судьбу гастарбайтерша…
Лара позвонила ей рано утром. Чувствовалось, что говорила она будто на бегу – фразы были сухими, короткими, задыхающимися. Узнав, что в доме все в порядке, хотела было уже отключиться, но Диля таки успела сообщить ей о вчерашнем Гришином визите и о его просьбе отпустить с ним Машку.
– Конечно, пусть забирает… Мы сразу так и договаривались – в любое время. Я и не собиралась никаких препятствий чинить. Что я, на истеричную идиотку похожа?
– А… когда ты приедешь, Лар?
– Не знаю. Похороны сегодня. Тут дождь уже третий день льет, я все время мокрая, уже вконец потерялась в горе и пространстве… Не знаю, Дина. Все, пока…
Последнюю фразу она не проговорила, а будто глухо прогундосила. Наверное, заплакала сразу, как нажала на кнопку отбоя. Диля снова откинулась на подушку, закрыла глаза, вздохнула тяжко. Надо вставать – все равно уже сна не будет. Надо начинать новый день, кормить детей завтраком, гулять, идти в магазин… Исполнять все нянькины обязанности, в общем. Хотя не такие они и трудные. Приятные даже. Сплошной санаторий, а не обязанности. Может, в ней и впрямь талантливая нянька пропадает? Хотя, если бы не Алишер, хлебнула бы она со строптивицей Машкой горя…
К вечеру снова заявился Гриша – улыбчивый, бодрый, веселый. Хотя Диле показалось, что всего этого было в нем слишком. И это «слишком» очень уж откровенно бросалось в глаза – так иногда многие люди за нарочито жизнерадостным насмешливым напором прячут свою неловкость.
– Ну что, нянька, соизволилась хозяйка разрешением? Могу я дочку забрать?
– Да, конечно… – неловко улыбнулась Дина, поежившись от этого «соизволилась».
– Ура! Машка, одевайся быстрее! Какое счастье, отцу разрешают с родной дочкой погулять!
– Гриш, ну зачем ты так… – не выдержала его веселого ерничанья Диля. – У нее там похороны, а ты…
– А я что? Я ничего. Я, между прочим, очень Ларке сочувствую. Отчим у нее классный мужик был.
– Отчим?!
– Ну да… Она, правда, его отцом звала. Хотя он ее и не воспитывал – мать замуж вышла, когда Ларка уже взрослая была. Это после смерти матери они уже друг к другу привязались, объединились общей памятью.