— Да ну?
— Тебе придется подождать.
— Ждать? — оскалился шагнувший к Высшему темный сотник. — С чего бы это?
— Так надо.
— То есть после того, что я сделал для вашего дела, мне, как какой-то подзаборной шавке, говорят «фу»? — с трудом сдерживая бешенство, едва ли не прорычал Густав.
— Раз уж ты вспомнил о нашем деле, — намеренно выделил слово «наше» Высший, — то еще раз повторю: готовность его высочества к сотрудничеству для нас важнее любых данных тебе обещаний.
— Кто этот человек? — встал рядом с побледневшим отцом сын герцога.
— Никто, — судорожно сглотнул наконец признавший незнакомца Вильгельм Пятый. — Уже никто…
— Вздор! — рявкнул темный сотник и положил ладонь на рукоять кинжала. — Мне обещали жизнь этого выродка, и я ее получу!
— Неужели? И как ты себе это представляешь? — моментально успокоился Вильям Арк. — Не стоило тебе возвращаться в Кельм, не стоило. Пойми, обстоятельства изменились. Пойми и смирись. А теперь, будь добр, покинь нас.
— Похоже, мне ничего другого и не остается, — шагнул к двери Густав, но не утерпел и вновь обернулся к Виктору: — Один вопрос…
— Говори.
— Так решил Жнец?
— Да, — подошел к сотнику Высший и похлопал его по плечу. — Или ты думаешь, я мог взять на себя такую ответственность?
— Понятно, — помрачнел сотник, начал разворачиваться к двери и сразу же, резко крутнувшись обратно, ткнул сложенными в щепоть пальцами Виктора в горло. Вложенные в удар крохи потусторонней силы сделали свое дело: отлетевшего в угол комнаты мужчину выгнуло дугой. Из глаз и ушей не ожидавшего нападения Высшего хлынула кровь; легко пробившее защиту заклинание принялось выжигать тело изнутри, и советник лорда забился в приступе рвущего легкие кашля.
Послышался топот сапог. Густав схватил стоявший у окна тяжелый стул и в развороте швырнул его в лицо уже замахивавшемуся мечом латнику. Тот успел выставить левую руку и отвести удар в сторону, но при этом на миг потерял из виду противника, и подступивший к солдату почти вплотную сотник ткнул ему в шею кинжалом.
— Густав! Ты спятил?! Приказываю — остановись! — заорал лорд Лейн.
Густав промолчал, ему было не до того: второй латник попытался в длинном выпаде дотянуться до него мечом. Сотник уклонился, ухватил не успевшего выпрямиться пехотинца за запястье и рванул на себя. Потерявший равновесие солдат невольно шагнул вперед и тут же рухнул на пол, пропустив страшный встречный удар гардой кинжала в лицо. Запаниковавший командующий подскочил к двери, но брошенный сотником клинок глубоко вошел ему промеж лопаток.
— Что ж, какое-то время у нас теперь есть. — Переступив через тело лорда, Густав задвинул засов и обернулся к побледневшему правителю Кельма. — Вы не представляете, как я ждал этой встречи, ваше высочество…
Вильгельм Пятый промолчал. Ни угроз, ни криков. Просто стоял и смотрел, превратившись в подобие вырубленного из мрамора надгробного изваяния.
Хмыкнув, темный сотник выдернул из спины командующего кинжал и с нехорошей улыбкой направился к герцогу. И тут наследник престола его едва не достал: стремительным движением парень выкинул заведенную за спину руку, и Густав только в последний момент успел отбить в сторону нацеленный в грудь стилет. Заученным движением он ткнул юношу кинжалом и только потом сообразил, что перестарался — удар вышел смертельный. Не то чтобы последний из Сирлинов собирался оставлять паренька в живых, просто как-то слишком быстро все вышло. Даже толком почувствовать ничего не успел.
— Сволочь! — Вся невозмутимость вмиг покинула правителя Кельма, и он с кулаками набросился на убийцу сына.
Небрежным ударом тыльной стороны ладони сотник отшвырнул герцога к стене и задумался: с чего начать? Густав долго, очень долго готовился к этой встрече, но полагал, что у него будет несколько больше времени дать понять его высочеству, сколь серьезную ошибку тот совершил, обвинив Ульриха Сирлина в чернокнижии.
А времени и в самом деле почти не осталось: в коридоре послышались крики, кто-то толкнул предусмотрительно запертую дверь, а мигом позже в нее с глухим стуком врезалось тяжелое лезвие топора.
— Не судьба! — печально вздохнул Густав и посмотрел на забившегося в угол властителя Кельма. Ухватив за волосы, сотник поставил герцога на ноги и по рукоять вогнал лезвие кинжала ему в самый низ живота. При всей своей одержимости местью, Сирлин оставался реалистом, — а сдохнуть лишь из-за желания полюбоваться предсмертными мучениями врага… Глупо, и не более того.
— Ты пожалеешь! — прохрипел царапавший ногтями дубовые доски пола Вильям Арк и вновь закашлялся — на сей раз из-за хлынувшей горлом крови.
— Уже жалею, — фыркнул Густав и пнул его в перекошенное лицо.
Он и в самом деле жалел, что не задержался в Нильмаре и не выяснил, как защитники умудрились отправить на тот свет одного из Высших. При всем желании повторить этот трюк с Вильямом у него не было никакой возможности. И это тоже было… достойно сожаления.
Оглянувшись на уже ходившую ходуном дверь, сотник склонился к скорчившемуся на полу Арку и ухватил его за плечи. На миг ощутил лютую злобу и растерянность Высшего, и принялся вырывать из советника командующего потустороннюю силу. Долгие годы Густаву приходилось собирать ее буквально по крупицам, и яростное сопротивление прятавшегося в душе человека беса никакой роли сыграть не смогло. Вскоре Вильям Арк и вовсе потерял сознание, уподобившись опустевшему сосуду.
А вот темный сотник, напротив, будто заново родился. Сила переполняла его, и, распахнув выходящее во внутренний двор окно, он вскочил на подоконник.
— Жги! — во весь голос рявкнул Густав, и карауливших ворота королевских пехотинцев буквально смел шквал легко пробивавших доспехи болтов.
Солдаты Темной сотни побросали разряженные арбалеты и подхватили заранее снаряженные, но стрелять было уже не в кого — маячившие на дальнем конце двора у входа в донжон стражники герцога бросились врассыпную.
Вокруг правого кулака темного сотника вновь начало разгораться призрачное пламя, и, нисколько не колеблясь, он прыгнул вниз — на неровную брусчатку двора. Заклубившиеся со всех сторон потоки силы подхватили Густава в полете, мягко опустили на землю и, в один миг сгустившись, огненной плетью стеганули по ворвавшемуся в ворота замка отряду верховых.
Объятых черным пламенем латников сорвало с лошадей и разметало по двору, а горстку чудом не задетых заклинанием кавалеристов из арбалетов выбили подоспевшие головорезы.
— Ловите лошадей! — заорал Густав, с мечом в руке перепрыгнув через валявшиеся у ворот трупы. — Надо убираться из города!
— А как же присяга? — весело поинтересовался нагнавший командира Жак Бортье и закинул арбалет на плечо. — Его величество будет недоволен…
— К бесам его величество! — расхохотался Густав Сирлин, впервые за долгие годы почувствовавший себя по-настоящему свободным. И пусть теперь его будут травить, подобно распробовавшему вкус человеческой крови зверю, — плевать! Бушевавшая в сотнике сила требовала выхода, и, начав во все горло распевать песню висельников, он вскочил в седло лишившегося хозяина гнедого коня. — Всех к бесам! Всех!..