Он не торопясь открыл поясную сумку, достал толстую войлочную тюбетейку размером с половину головы, насадил на макушку, потом вытянул и встряхнул платок, повязал поверх своего простейшего подшлемника и подмигнул боярину:
— Не удивляйся! Вскорости у вас у всех такие будут!
— Ты и вправду видел Сварога? — вдруг спросил Валуй.
— Нет, — вздохнул вербовщик. — Рати его зело велики есть, я же лишь простой человек служивый. Мне хоть краем глаза его углядеть не легче, нежели дворне твоей великого князя Русского повстречать.
— Может статься, князь однажды из стольной Русы своей и ко мне на двор завернет, — ответил боярин.
— Может статься, службой своей я такой награды добьюсь, которую Сварог сам вручить пожелает, — пожал плечами Ротгкхон. — А может, мы добьемся этого вместе.
— Кулеш дозрел, боярин! — прервал их разговор Велига. — Извольте потчеваться.
— Подшлемники наденьте, — резко ответил ему Валуй. — В походе чай, не на дворовых посиделках. И шлемы с бармицами. Щиты раскидали где ни попадя… А я за вас пред княжичем, как за лучших бойцов дружины, поручился! Ну-ка, снарядитесь быстро! Потом снедать будете…
Пока ратники занимались разными хлопотами, мастера выкопали ямы примерно в свой рост глубиной, в них под сапогами даже захлюпали грунтовые воды. В ямы поставили толстые двухобхватные бревна, наклонили навстречу друг другу, споро обтесали топорами, добившись плотного прилегания «домиком», как на стропилах двускатной крыши, стянули влажными широкими ремнями, снизу привязали еще бревно, поперечное. Получились могучие козлы, способные выдержать даже маршевый реактор среднего десантного бота. После этого ямы были засыпаны, и мастера взялись за коловороты, высверливая отверстия в верхних концах «козлов». К полудню они перешли к хлысту, удивившему вчера своей длиной, — коловоротами прокрутили сквозную дыру, окружили насечками и… ушли.
— И это все? — не понял Ротгкхон, с интересом наблюдавший за строительством.
— За черной сотней отправились. — Боярину это зрелище было явно не в новинку. — Впятером с бревном не управиться.
Валуй оказался прав — уже через полчаса возле «козлов» собралась изрядная толпа молодых ратников. Они облепили комель хлыста, продели через отверстия веревки, дружно навалились… Огромное бревно дрогнуло, поднялось, легло на поперечину «козлов», поползло вперед. Когда отверстия в стволе и вверху конструкции совпали, помощники отступили, превратившись в наблюдателей, а мастера, подсунув под хлыст маленький пенек, принялись опутывать его веревками.
— И что это будет? — не понял Ротгкхон. — Какой-нибудь хитрый суперлук?
Подвешенное веревками на весу, длинное бревно смотрело точно на середину ближней булгарской башни. То есть не совсем на весу — длинный конец лежал на земле, а вчетверо более короткий комель целился во врага.
— Неужели в твоей великой и могучей империи не знают этого простого, но очень могучего оружия? — рассмеялся боярин Валуй. — И это держава, желающая покорить весь мир?
Мастера тем временем начали опутывать веревками комель, привязывая к нему мягкие и объемистые корзины, сплетенные из вездесущего рогоза. Юные черносотенцы зашевелились, разобрали сваленные еще с вечера на берегу мешки и, взявшись за лопаты, стали копать землю прямо из-под ног. Наполненные емкости плотники затягивали наверх и опускали в корзины. Вскоре комель перевесил: хлыст дрогнул, провернулся на веревках и встал вертикально.
— Какой же я дурак! — хлопнул себя по лбу Лесослав. — Это же катапульта!
— Мо-о-ост!!! — закричало сразу несколько дружинников. — Мост!
В ответ с разных сторон гулко зазвучали тревожные била. Ротгкхон провернулся на пятках и увидел, как в двухстах саженях опускается через реку широкий мост главных ворот Ондузы. Даже не дожидаясь, пока пролет коснется противоположной стороны, через него уже вылетала закованная в панцири и кольчуги конница в шлемах с разноцветными флажками и столь же яркими мохнатыми кисточками под наконечниками копий.
— Кованая рать! — крикнул Ротгкхон, поправил платок на голове и перехватил боковинное копье двумя руками.
— Строй, строй, строй!!! — захлопал в ладони боярин Валуй.
Муромские ратники, расхватав оружие, быстро выстроились в два ряда между избой, возле которой ночевали, и береговым откосом. Убедившись, что все в порядке, сотник поднял свой щит, забрал рогатину и встал во второй ряд слева, к самой стене. Никто ни на миг не сомневался, зачем защитники Ондузы рискнули на вылазку и куда будет направлен сокрушающий удар булгарской конницы.
— Двадцать… Полста… Восемь десятков… Сто… — шепотом прикидывал Лесослав число врага. — Полтораста… Две сотни… Великие друиды, простите за все мною сотворенное и не исполненное…
Удар полусотни всадников плотный строй двадцати копейщиков имел шанс выдержать. Сотни — уже нет. Ондуза решила не рисковать и плеснула против почти готовой стенобитной машины силу, которая, без сомнения, снесет и вытопчет на своем пути все живое и неживое.
Ротгкхон чуть попятился — в строю для него все равно места не имелось — оглянулся, махнул рукой мастерам и «черным» новикам:
— Во-он! Уходите! Уметайтесь отсюда! Бегите!
Юнцы, выхватывая истертые мечи, попытались что-то ответить, но времени на споры в нарастающем топоте копыт уже не оставалось…
— Ул-ла-а-а!!! — С грозным воем конная лава налетела на тонкую стену из двадцати пеших муромцев. Опущенные пики врезались в щиты, раскалывая и пробивая их, протыкая броню и тела — но одновременно кони и всадники налетели грудью на опертые в землю рогатины, легко прошивающие насквозь лошадь вместе со всадником, прочные и неустрашимые, и кровь фонтанами ударила в стороны из разорванных артерий, вспоротых тел, переломанных конечностей. Инерция атаки оказалась слишком велика — даже мертвые скакуны и их всадники падали вперед, на головы дружинников и их тела, давя и опрокидывая, кувыркаясь к самым ногам Лесослава. А свежие, злые и ярые булгары перескакивали через мертвых соратников, целясь десятками наконечников в последнего защитника катапульты.
— Во-оля! — выплеснул в воздух чужой планеты древний клич своего рода Ротгкхон. Он взмахнул копьем, подбивая пику всадника, летящего прямо на него, подтолкнул ратовище дальше, нанося основанием хлесткий удар в лошадиный нос, отпугивая ее в сторону и заставляя подняться на дыбы, качнулся, скользнув в освободившееся пространство, от души полосонул лезвием бедро проносящегося слева булгара, обратным движением под ребра выбил из седла правого, в длинном выпаде дотянулся до того, что налетал за ним, увернулся от конской морды, рубанул мелькнувшую рядом руку, поднырнул под вставшую дыбом и уже валящуюся набок лошадь, увидел вблизи чье-то колено, рубанул, уколол в другую сторону… И тут сильнейший удар в плечо опрокинул его на спину.
Копье врезалось в вербовщика с такой силой, что не просто сбило, но и отшвырнуло на несколько шагов. Спасаясь от копыт, Лесослав тут же поддернул ноги, приподнялся, несколько раз что есть силы рубанул по сторонам, подсекая конские ноги. Всадники начали заваливаться — он же, наоборот, смог вскочить, вогнать кончик копья под подбородок зазевавшемуся бородачу, тут же рубанул по шее другого близкого булгарина, попятился еще на шаг, почти к самой катапульте, не позволяя озверевшей толпе порубить ее, порезать ремни и скинуть в реку.