С двух сторон ее? освещали масляные светильники.
Надежда подошла ближе и пригляделась к статуэтке. Львиная голова лежала на женских плечах совершенно естественно, морда львицы не была особенно страшной или уродливой, она выражала только обычную для хищника голодную злость, но тело, безупречное тело женщины, источало такое вселенское зло, порок и похоть, что у Надежды волосы встали дыбом — Что, потрясает? — спросила подошедшая тетя Вася.
— Не может быть! — прошептала Надежда. — Или у меня крыша едет, или какой же великий мастер ее создал!
— Сказано же тебе — по ассирийским представлениям божество живет в своей статуе, — усмехнулась тетя Вася.
— Не морочьте мне голову, этого же не может быть! — возмутилась Надежда.
— На твоем месте я бы поостереглась это утверждать в святилище богини, — заявила тетя Вася, — а впрочем, я к ней претензий не имею, меня интересуют таблички. — Она окликнула Шошу и отошла.
Надежда еще раз поглядела на богиню.
В неровном, мерцающем свете светильников ей показалось, что львиная голова чуть шевельнулась и мигнула глазом. Надежде вдруг захотелось перекреститься.
«Вообще-то я тоже к богине претензий не имею, — в панике подумала она, — я тут человек случайный...»
Слава Таракан внезапно нырнул под малиновое покрывало, которое свисало складками за алтарем, Надежда устремилась за ним. Там они обнаружили дверцу, естественно, запертую. Но для Славы, как уже говорилось, замки были не проблема.
— Слушай, да у тебя талант! — искренне восхитилась Надежда, она вообще любила смотреть, как кто-то отлично делает свое дело.
За дверцей находилась маленькая комнатка, за ней — еще одна, тоже запертая на огромный амбарный замок.
— Что тут у вас? — заглянул Шоша за занавеску.
Надежда медленно оглядела первую комнатку.
— Могу вас поздравить: мы попали в святая святых — рабочий кабинет вашего великого жреца! — заявила она.
В комнате еле помещались простой стол и стул. Стол когда-то был письменным, сохранились еще ящики. Надежда выдвинула первый ящик и увидела коробку от печенья «Мечта». В коробке находилось не печенье, а пакетики с сушеными травами. Открыв наугад один пакетик, Надежда принюхалась. Пахло чем-то сладким и одуряющим.
— Э, ребята, да он вас тут наркотиками окуривал! — протянула она.
— Дайте сюда! — протянул руку Шоша.
— Спокойно, милый, — Надежда отвела его руку, — доверься мне. Мы ему такой спектакль устроим — любо-дорого! Не все же жрецу перед вами лицедействовать!
Шоша нехотя согласился. Надежда вынула принесенные с собой вещи и заменила пакетики трав. Потом в следующем ящике она нашла флягу с темной жидкостью, на вид напоминающей все тот же бальзам Биттнера.
Но жидкость пахла противно и даже как-то опасно. Надежда послала Славу, чтобы он вылил ее куда-нибудь подальше от святилища. Во фляжку она налила принесенного с собой коньяка, порадовавшись своей прозорливости: хороша бы она была, взяв с собой только совершенно прозрачную водку, — добавила еще бальзама Биттнера — не пропадать же добру, — а для верности растворила в полученной бурде шесть таблеток белатоминала. Матери выписали когда-то в незапамятные времена непонятно от какой болезни, и Надежда знала только, что, приняв на ночь таблетку, мать тут же засыпала.
Неизвестно, давал ли жрец эту жидкость кому-то или сам принимал для настроения и куража, но, надо думать, не помрет он от такого коктейля, а только слегка обалдеет.
На столе стоял магнитофон, и, с опаской включив его, Надежда услышала рев голодного льва.
— В зоопарке записывал он, видно, вашу богиню, — усмехнулась она, — а что, тут близко...
Шоша только скрипнул зубами.
— А мы вот что сделаем, — Надежда оглянулась на мощные динамики, — мы вместо львицы попросим тетю Васю выступить. Кстати, а где тетка?
Все оглянулись по сторонам, но в комнатке тети Васи не было. Выскочили в помещение святилища — старуха исчезла, как испарилась. Надежда с подозрением поглядела на золотую богиню. Та ответила ей злобным взглядом, от которого Надежда поежилась.
Старуху отыскали в другой комнате, в которую был вход из коридора. В комнате сложена была всякая дрянь: старые швабры, какие-то железяки, — и среди этого безобразия на полу сидела тетя Вася и самозабвенно перебирала глиняные таблички в открытом ящике.
— Я их нашла! — Она подняла к Надежде совершенно обалдевшее от счастья лицо. — Вот они все тут — пять клинописных табличек и девять оттисков с ассирийских печатей. Все в целости и сохранности. — Она любовно погладила таблички.
— Тетя Вася, — сказала Надежда как можно строже, — сейчас не время. Возьмите себя в руки. От вас требуется выступить по радио.
Тетя Вася вздохнула и поднялась с колен с помощью Шоши.
— Есть такое слово — «надо»! — обреченно произнесла она.
В «кабинете» она ознакомилась с магнитофоном и согласилась с планом Надежды.
Слава Таракан не принимал участия в их приготовлениях. Он все терся у другой двери и пытался открыть амбарный замок. Однако тот не поддавался, а сбивать Надежда ему не разрешила. Слава внимательно еще раз обследовал дверь и обнаружил крошечное оконце, которое так плотно закрывалось деревянной планкой, что с первого взгляда было не различить, есть там оконце или просто планка сверху набита. Слава поколдовал над планкой, и она отодвинулась.
В комнате за окошком была кромешная тьма, так что ничего не разглядеть Надежда придвинулась ближе, и в нос пахнула жуткая вонь немытого и нездорового тела. Кроме того, оттуда раздавался жуткий храп.
— Кто бы там ни был, выйти оттуда он точно сам не сможет, — она показала на замок, — так что пока оставим все как есть.
На северной окраине Петербурга осталось не очень много пустырей, еще незанятых строительными компаниями, — безумные цены на недвижимость подстегивают строительный бум.
Но то место, где Киргиз назначил наконец встречу великому жрецу, главарю загадочной ассирийской группировки, в одночасье уничтожившей верхушку остальных криминальных кланов города, то место, где должна была состояться «сделка века», обмен самой крупной партии наркотиков за последние годы на деньги, — это место пока не приглянулось никому из застройщиков.
Этот пустырь был расположен слишком далеко от действующей станции метро, к нему не подходили основные транспортные артерии.
Когда-то, еще в эпоху «развитого социализма», на краю этого пустыря начали строить какое-то огромное здание. Жители окрестных районов спорили, что это будет — то ли новый корпус железнодорожного института, то ли завод лакокрасочных изделий, но постепенно эти споры затихли, потому что затихла сама стройка, превратившись в традиционный советский долгострой.