В конце концов эти слухи дошли до начальства, и это начальство, чтобы не получить по шапке за слабую воспитательную работу в коллективе, предложило Ашоту поискать другую работу, не дожидаясь больших неприятностей. Ашот вспылил — сказалась южная кровь — и хлопнул дверью.

Другую работу искать ему не захотелось, поскольку он не умел делать ничего, кроме распиливания жены под музыку Кальмана, и он решил сделать профессию из своих внеслужебных увлечений — мелкого мошенничества и еще более мелкой торговли наркотиками.

Жена, у которой за прошедшие года командирский голос и усики замечательно развились, так что она стала похожа на бравого старшину-сверхсрочника, потерялась где-то на бескрайних просторах России. Ашотик был этому несказанно рад: единственное, на что она годилась — пилить ее на сцене, а этому занятию пришел конец.

Ашот переезжал из города в город, проворачивая две-три стандартные аферы, поскольку фантазия его была небогата. В этой новой профессии ему очень помогали навыки иллюзиониста. Однако жестокая судьба подкинула ему очередную пакость: Ашотик нарвался на внимательного и осторожного клиента и попал на скамью подсудимых, получив для первого раза не очень большой срок.

На зоне его, как представителя достойной и уважаемой уголовной профессии, не слишком обижали, у Ашота появилось свободное время, и он, к собственному удивлению, пристрастился к чтению книг.

Книг в лагерной библиотеке было немного, некоторые — совсем неудобочитаемые, например политэкономия социализма, который к этому времени уже приказал долго жить, или огромный том о разведении свиней белой степной породы. На этом фоне попавшаяся Ашоту книга о культуре и мифологии древней Ассирии и Вавилона показалась ему очень интересной.

Ашотика за примерное поведение выпустили досрочно, он начал понемногу заниматься прежним бизнесом, хотя заметил, что времена очень изменились и жулик-одиночка должен быть осторожен как никогда, чтобы не попасться на глаза «браткам» из серьезных криминальных группировок.

Сложная творческая судьба забросила Ашота в северную столицу — колыбель трех революций, город-герой Санкт-Петербург.

И здесь, присматриваясь к окружающей обстановке и планируя очередную операцию по отъему денег у ближних в особо малых размерах, он случайно заметил нескольких решительных черноволосых парней, получавших ежемесячный взнос у старика-сапожника.

Ашот подсел к сапожнику и разговорился с ним. В процессе беседы он выяснил, что этот ремесленник, как и большинство его коллег в городе, — айсор, то есть ассириец, и платит он мзду своей же ассирийской мафии. Вообще-то называть ее мафией язык не поворачивался, настолько мала и незначительна была эта группировка.

Ашот Арутюнян серьезно задумался. Он вспомнил прочитанную на зоне книгу, и кое-какие идеи зашевелились у него в голове.

В то же самое время он случайно узнал от одного своего знакомого, который периодически продавал Ашоту небольшие партии дури для распространения среди детей среднего школьного возраста, что примерно через месяц в город должен прибыть знаменитый Киргиз с огромной партией наркотиков, такой большой, какой еще не бывало. Эти наркотики собирался приобрести один из крупнейших уголовных авторитетов, с тем чтобы в дальнейшем с десятикратной прибылью перепродать на Запад.

Ашот Арутюнян задумался еще более серьезно. В его мозгу созрели прямо-таки наполеоновские планы.

Самое удивительное, что он эти планы почти сумел осуществить. Разговорившись с несколькими молодыми айсорами, он умудрился увлечь их красивой сказкой о возрождении былого могущества великого ассирийского народа. В заброшенном подвале оборудовал святилище, вспомнил прежние навыки циркового иллюзиониста, для верности на каждом «богослужении» обкуривал своих молодых приверженцев наркотической травкой...

Ашот сам удивлялся легковерию и энтузиазму молодых ассирийцев и тому, как быстро пополнялись их ряды. Впрочем, это было не так уж и удивительно: вокруг одна за другой возникали группы поклонников бредовых идей и выдуманных вероучений, и на фоне фашиствующих молодчиков в тяжелых сапогах и кожаных куртках с нашивками в виде стилизованной свастики или таких же безумных парней, вырядившихся в волчьи шкуры и пытающихся возродить никогда не существовавший культ Велеса и Перуна, поклонение древним ассирийским богам выглядело вполне убедительно. Молодые люди нуждались в объединяющей идеологии, дающей им уверенность в собственной значительности и нужное(tm), заменив выродившийся и давно забытый комсомол, да и гипнотический взгляд «великого жреца» в сочетании со сладковато пахнущей травкой делал свое дело.

Огромной удачей для Ашота оказалась встреча с двумя глухонемыми наркоманами, братьями-близнецами. Он перевел их с самодельного опиума, на котором они медленно умирали, на сильнодействующий синтетический наркотик и полностью подчинил их своей воле, превратив в послушных и нерассуждающих зомби. Под действием гипнотического внушения, усиленного очередной дозой, глухонемые, одетые в развевающиеся белые балахоны поверх бронежилетов, послушно играли роль златолицых, выполняя любые, самые дикие приказы хозяина. Равнодушие к опасности, нечеловеческая жестокость и странный автоматизм движений этих живых роботов так пугал и обескураживал всех, кто с ними сталкивался, что златолицые, практически не встречая сопротивления, расчистили Ашоту путь к вожделенной сделке с Киргизом.

В промежутках между «сценическими выступлениями» Ашот держал их взаперти, как диких зверей.

С помощью своих ручных чудовищ, наркотиков и мистического страха новоявленному жрецу удалось не только сплотить и усилить ассирийскую группировку, но и обезглавить в буквальном смысле несколько крупных мафиозных кланов. Его конечной целью было захватить огромную партию наркотиков, на которую уже нашелся крупный покупатель, но Киргиз оказался Ашоту не по зубам, операция сорвалась, а потом уже все пошло вразнос.

Вышли из-под контроля глухонемые ассистенты, и уцелевшая после сражения с Киргизом ассирийская молодежь взбунтовалась против своего великого жреца...

«Ничего, — думал Ашот, улепетывая по сырым и темным подземным коридорам, — ничего, пусть не удалось захватить киргизскую дурь, но эта статуэтка тоже стоит огромных денег, а покупателя на нее найти — еще легче, чем на наркотики...»

И Ашот любовно прижал к груди статуэтку львиноголовой Ламашту.

* * *

Маркиз снова надавил на кнопку звонка.

Наконец за дверью послышалось шлепанье босых ног по линолеуму, и страдальческий женский голос осведомился:

— Кого черт принес?

— Это Катя? — вежливо спросил Маркиз. — Мне бы с Нелли поговорить!

— Нелька, это к тебе! — крикнули за дверью, и защелкали отворяемые запоры.

На пороге стояла сонная рыхловатая блондинка, с опухшим по утреннему состоянию лицом, в остатках вчерашнего макияжа и в длинной белой футболке вместо одежды. Переступая по полу босыми полными ногами, блондинка с интересом окинула Маркиза взглядом, снова крикнула через плечо: