Аккуратно сложив листок и сунув бумажку в карман, Наташа пошла к особняку, по дороге пытаясь разобраться в своих ощущениях.
Да, что-то тут не в порядке. Зачем, спрашивается, передавать листок ей, когда можно дойти до кухни и самому вручить его Ольге Степановне? Зачем поджидать ее на тропинке? Почему именно ее, в конце концов, а не кого-нибудь другого? Вон, Игорь Сергеевич целыми днями сидит в кресле у окна, его даже на улице ловить не нужно. Тут Наташа вспомнила про сцену, разыгравшуюся месяц назад во время воскресного ужина, и сообразила, почему старик не захотел обращаться за помощью к Игорю Сергеевичу. «Все равно странно. Как говорила Алиса, становится все страньше и страньше».
Задумавшись, Наташа не заметила, как дошла до дома. У самого порога ее догнал Эдик.
– Я тебя зову-зову, а ты как в прострации. Наташ, ты чего?
– Да ничего. Так, задумалась. – Наташе почему-то не захотелось рассказывать мужу о просьбе Сергея Кирилловича. – А почему ты не через гараж прошел?
– Воздухом подышать захотелось, – махнул рукой Эдик. – Пока шел, меня чуть не сдуло в залив. Пойдем скорее, а то все кости за одну минуту проморозило.
Он достал было ключи, но Наташа толкнула дверь, и та открылась.
– Ничего себе! – удивилась она, входя в дом и отряхивая капли влаги с пуховика. – Заходи, кто хочешь, бери, что хочешь. Кто у нас такой рассеянный?
– Наверное, Ольга Степановна. – Эдик торопливо подхватил у Наташи курточку. – Случается с ней такое, забывает дверь запирать. На самом деле ничего страшного. Какой дурак с улицы пойдет в дом?
– Ну, знаешь… – Наташа скользнула в домашние туфли – мягкие, замшевые, идеально подобранные по ноге. – Пойдем-ка посмотрим, все ли в порядке. И вообще, надо все проверить.
Но тут из столовой выскочил с криками Тимоша и повис на Эдике, болтая ногами, следом за ним заторопилась Ольга Степановна, рассказывая, как они провели время, и про открытую дверь как-то забылось. Все вместе перебрались в столовую, где уже стоял на столе, покрытом красивой скатертью, салат с зелеными веточками укропа, где поднимался ароматный пар от супницы, где побулькивала в крошечной кастрюльке очередная подливка, на которые Ольга Степановна была большая мастерица. Накладывая Эдику салат, глядя на оживленного, вертящегося Тимошу, Наташа не могла отделаться от мысли, что вот сейчас, вчетвером, им гораздо лучше, чем «всей семьей Гольц», и всегда будет лучше. О чем-то хлопотала Ольга Степановна, Эдик показывал Тимке, как нужно правильно стелить салфетку, и прежняя жизнь казалась Наташе если не сном, то чем-то ушедшим безвозвратно, растаявшим за оградой особняка. Вспомнила, как она замазывала бесцветным лаком «стрелки» на колготках, чтобы они не бежали дальше, и чуть не расхохоталась. Три пары колготок! А для четвертой нужно было отчаянно выкраивать деньги из бюджета. Причем одновременно в голове ее были правильные мысли о том, что ей нечему завидовать, что не в деньгах счастье, что нужно ценить то, что имеешь… Правильно отец всегда твердил – училка она и по образу жизни, и по образу мыслей. С другой стороны, а что ей еще оставалось внушать себе, пока она была замужем за Олегом? Только то, что на рынках вещи дешевле, а качество то же, что и в дорогих магазинах. Наташа вздохнула и покачала головой, отгоняя призрак прежней жизни. Он ей не нравился. Он был ей ни к чему больше. А вот шторы в столовой, подумала она мельком, можно было бы и сменить – бежевый цвет больше пошел бы к этим обоям.
Евгения Генриховна стояла в дверях, глядя на сына, сидящего в окружении кухарки, маленькой черноволосой женщины и белобрысого мальчишки. От этого Тимофея было столько шума, что она услышала его вопли со второго этажа. Быстро, с математической точностью ум Евгении Генриховны расставлял по местам и трактовал те Знаки, которые она сейчас видела перед собой. А это, несомненно, были Знаки и ничто иное! Ольга Степановна, забыв о своем положении, сидит за столом и смотрит в рот Тимофею. Эдик наклонился к своей жене, хотя та ничего не говорит, а сидит со странной, мечтательной полуулыбкой на маленьком личике. Слева от Эдика возится на месте, ноет и всячески привлекает его внимание мальчик – интереса Ольги Степановны ему недостаточно.
– Ну, дядя Эдик! Ну, посмотри! – Тимофей желал показать дяде Эдику, как он сам разломил картофелину вилкой на четыре части.
«Не смотри, – мысленно приказала Евгения Генриховна. – Твоя жена что-то начала говорить тебе. Не смотри на мальчишку. Он не твой сын».
Обернувшись к Тимоше, Эдик заглянул в его тарелку и ласково потрепал мальчика по голове. Что-то сказал ему, но Евгения Генриховна не расслышала. Зато она отлично расслышала вопль ребенка, обернувшегося к дверям:
– Ой, баба Женя пришла! А мы уже все съели!
После того как внезапно появившаяся Евгения Генриховна увела чуть смутившегося Эдика за собой, Наташа немного поболтала с Ольгой Степановной, но на душе стало неспокойно. Интересно, что у них там такое случилось? Она заглянула в гостиную, но в комнате было пусто. Даже Илона, вечно оказывающаяся в самых неожиданных местах, уже закончила работу и ушла из дома. Поднимаясь по лестнице наверх, Наташа столкнулась с Мальчиком Жорой – первый раз за день.
– Добрый вечер, Наталья Ивановна, – кивнул Мальчик Жора, и что-то в его интонациях ей не понравилось. – Добрый вечер, Тимофей… Кстати, какое у тебя отчество, я что-то подзабыл?
Наташе показалось, что наглые карие глаза секретаря сканируют ее сына.
– Отчество у него Олегович, – мягко сообщила она. – Но вы можете называть его просто – господин Гольц-младший.
Несмотря на опыт многочисленных битв с Евгенией Генриховной, Мальчик Жора не смог скрыть мгновенно промелькнувшего выражения на лице. Правда, оно тут же исчезло, сменившись любезной полуулыбкой. «Не хватает еще, чтобы он мне сейчас поклонился», – промелькнуло у Наташи в голове. Но секретарь, чуть наклонив голову и улыбнувшись еще шире, бархатным голосом произнес:
– Все-таки Тимофей Олегович как-то проще выговаривать, вы не находите?
И, кивнув по своему обыкновению, стал неторопливо спускаться по лестнице.
Держа Тимофея за руку и не прислушиваясь к его вопросам, Наташа пошла к детской. Выражение ненависти, появившееся на секунду у Мальчика Жоры и тут же исчезнувшее, было слишком очевидным, чтобы можно было его проигнорировать. «Елки– палки, да он же нас обоих ненавидит! – сообразила Наташа. – Особенно Тима. Но за что?!» Она остановилась перед дверью и поглядела сверху на беленькую макушку сына.
– Тимоша, тебя никто не обижает? – неожиданно спросила она.
– Что? – Мальчик поднял голову вверх и взглянул на Наташу большими синими глазами. – Что, мам?
– Тебя никто не обижает? – Она присела на корточки, вглядываясь в чистое детское личико. Тимоша вытянул губки вперед, как делал всегда, когда не мог чего-то понять. – Может быть, тебе здесь, в доме дяди Эдика, что-то не нравится?