Эриксо бессильно опустилась на ближайший стул и прижала руку к своему трепещущему сердцу.

– Вы, кажется, устали, баронесса? Не угодно ли вам освежиться пальмовым вином? – произнес в эту минуту звучный голос Адуманты, который подал ей золотой кубок, переполненный сильно ароматным вином. Эриксо приняла кубок.

Случайно, или с намерением, но кубок выскользнул из ее дрожащей руки, и вино разлилось по зале.

Адуманта в это время отвернулся и Эриксо не видела ярости, вспыхнувшей в его глазах.

– Однако, время уходить. Пойдемте, господа! – спокойно обратился он к гостям.

Они поспешно прошли через залу и двор. Едва профессор, шедший последним, прошел через сводчатую арку, образовавшую словно длинный и темный коридор, как все вдруг оказались сидящими в своих креслах в круглой зале, освещенной свечей. Перед нишей клубились еще густые облака, но и они, впрочем, почти тотчас же рассеялись.

– Великий Боже! Какой сон! – вскричал, задыхаясь, граф.

– Но вы не сон видели! Вы просто совершали экскурсию в мой дворец в Гималаях, – ответил Адуманта, смеясь и вытирая свое разгоряченное лицо.

– Конечно, мы не спали! Посмотрите: этот голубой лотос в моей петлице доказывает, что мы действительно сделали прогулку в Индию, без малейшей потери времени! – вскричал сияющий Бэр.

– Это правда. У меня вся манжета смочена струей фонтана, – прибавил граф, ощупывая рукав.

Ричард же молча показал живого колибри, которого держал в руке.

– Он сидел на балюстраде и без всякого сопротивления дал себя поймать, – прибавил барон, выпуская на свободу птичку.

– Нет! Это превосходит всякие границы самого фантастического воображения, самой необыкновенной магии. Вы, Адуманта – второй Аменхотеп! – вскричал профессор, не владея собой и в беспокойстве бегая по зале.

– Что это за особа, которую вы называете уже второй раз и которую считаете великим магом? – спросил индус, внимательно смотря на Бэра.

Но Эриксо пришла тому на помощь и избавила от необходимости отвечать на такой щекотливый вопрос. Быстро подойдя к набобу, она протянула ему свою маленькую ручку и дрожащим от волнения голосом сказала:

– Ваше знание ужасающе, господин Аллан! Но я хотела бы подвергнуть его последнему испытанию и попросить вас сказать, сколько мне лет и откуда я родом, конечно, если мой вопрос вы не сочтете назойливым!

– Нимало, баронесса! Я сочту за особое удовольствие ответить вам.

Адуманта наклонился над атласной ладонью молодой женщины, насмешливо улыбаясь и показывая из–под черных усов свои прекрасные, ослепительной белизны зубы.

– Если бы кто–либо услышал число ваших лет, не видав вашего очаровательного личика, то отшатнулся бы в ужасе, и все ваши обожатели, вздыхающие у ваших ног, баронесса, в ужасе бежали бы от вас. Но потрудитесь сесть! И вы, господа! Чтобы исполнить желание баронессы, я вызову прошедшее, как вызвал сейчас настоящее. То, что вы увидите, дополнит мой ответ.

Гости в волнении заняли места. Один Адуманта был по–прежнему спокоен и сосредоточен. Вынув из кармана горсть песку, он бросил его в темную нишу.

Снова заклубилось густое облако, и когда оно рассеялось, Ричард и Эриксо не могли сдержать крик изумления при виде развернувшейся перед их глазами странной картины, живой и реальной, как сама действительность.

Там, в двух шагах от себя, они увидели внутренность пирамиды, некогда построенной царевичем Пуармой в саду его дворца в Мемфисе. При свете двух масляных ламп можно было различить две надгробных статуи, жертвенник, на котором курились ароматы, и двух сфинксов, таинственных и странных в их строгой красоте, которые словно смотрели на зрителей своими блестящими глазами.

Как и тогда, в ту ужасную ночь, когда Эриксо заснула на долгие века, дверь пирамиды была полуоткрыта. Сквозь нее видны были залитые лунным светом деревья и кусты сада. Издалека доносились голоса, пение, шум и говор пира, который справлялся по случаю бракосочетания Нуиты с царевичем Пуармой.

Позабыв, что перед ней видение, а не действительность, Эриксо готова была кинуться в пирамиду, до такой степени жизненна была эта вызванная картина прошлого; но ледяной порыв ветра отбросил ее обратно в кресло.

Ричард тоже встал, смертельно побледнев, и, вытянув вперед руки, молча смотрел на сфинксов – свое создание, затем он как сноп повалился на пол, успев лишь вскрикнуть:

– Мои сфинксы!.. Мои сфинксы!

Видение мгновенно исчезло.

Эриксо, рыдая, бросилась к мужу, которого набоб как ребенка поднял и усадил в кресло.

– Успокойтесь, баронесса! Ваш супруг через минуту очнется, – сказал Адуманта, поднося какой–то флакон к носу барона. – Вы совершенно напрасно расстроились. Я просто вызвал к жизни луч прошлого.

В эту минуту Ричард открыл глаза. Он сам трунил над слабостью своих нервов, но жаловался на сильную головную боль и выразил желание вернуться домой.

Набоб не стал удерживать, и гости, горячо поблагодарив Адуманту за любезный прием и показанные чудные опыты его знания, уехали.

– Я боюсь, как бы этот человек не принес нам несчастья. Мне кажется, что мы уже подпали под влияние его оккультной силы, – тоскливо пробормотала Эриксо, сидя вдвоем с мужем в карете.

Глава IX

Тяжелое впечатление, вызванное посещением Адуманты и странным видением, рассеялось на другой день, а визит индуса, явившегося справиться о здоровье своих гостей, окончательно их успокоил.

Адуманта так весело шутил над своим престидижитаторским искусством, так мило трунил над ни на чем не основанным страхом, вызванным призрачным видением, что рассмешил всех. Скептицизм Бэра и старого графа окреп, Ричард как–то пассивно соглашался со всеми доводами индуса, и одна Эриксо в глубине души таила смутное предчувствие, объяснения которому не могла найти.

Время проходило очень весело, как вдруг однажды набоб, с которым все свыклись, объявил, что по неотложным делам уезжает в Лондон, но что вернется на осень в свой замок близ Гмундена и приглашает друзей на сезон охоты, к какому времени соберутся у него и другие знакомые.

Приглашение это было так просто и радушно, а молодой индус пользовался такой всеобщей симпатией, что граф не колеблясь принял его; особенно рад был Ричард, страстный охотник. И вот, месяц спустя, семья графа прибыла в Гмунден и радушно была встречена набобом. Замок, хотя и древней постройки, был вместителен и прекрасно обставлен. Громадный парк, скорее лес, окружал его и был полон дичи. Аппартаменты, отведенные для графа с семейством, были роскошны; особенным изяществом отличался будуар Эриксо.

Комната была вся убрана белым газом и кружевами и обставлена белой шелковой мебелью и массой редких цветов.

Больше всего ей понравилась терраса, с которой открывался чудный вид на парк и окрестности. Там она мечтала иногда по целым часам, пока мужчины играли на биллиарде, в шахматы или спорили о политике.