— Положи вешдок на место, клоун! — прикрикнул Леля.
— Да ладно тебе… Только вот девчонка здесь при чем? Влезла ширнуться к мертвому возлюбленному и сама коньки отбросила? И кого я тогда пас вчера вечером возле ее подъезда?
— Не понял…
— У нее в квартире свет горит и собака лает. Но никто мне так и не открыл. А если собака лает, значит, хозяева недалеко. Правильно?
До Лели все еще не доходил смысл слов, произнесенных Гусаловым.
— Ты о чем?
— О том, что, когда я вчера приехал на квартиру Литвиновой, у нее за дверью лаяла собака. А как она может лаять, если хозяйка восемь дней как мертва?
— Какая собака? — удивился Леля и бросил взгляд на Регину. — У нее была собака?
— Я не знаю, — Бадер пожала плечами. — Во всяком случае, еще в прошлом году, когда мы виделись в последний раз, собаки у нее не было.
— Ладно, сделаем так. Оставляем здесь ребят и едем к Литвиновой. А по ходу заскочим в управление и возьмем ордер. Какая все-таки может быть собака, Саня?
— Пока не знаю. Зато, товарищ командир, мною точно установлено, что в подъезде живут ризеншнау-цер, королевский пудель и две таксы. И их хозяева — вполне добропорядочные люди… А собака за дверью лаяла… Это точно.
Они прибыли на Большой проспект уже к вечеру. С санкцией и радзивилловскими ключами, которые все это время лежали в сейфе Лели. Леля прихватил ключи с дальним умыслом. Если его версия верна, то второй ключ с кольца Радзивилла подойдет.
А Регина — неожиданно для него — вызвалась быть понятой.
Странное желание для фотомодели. Но Леля готов был выполнять любые ее желания. Даже самые странные. Единственное неудобство — присутствие Бадер в самой гуще следственной группы. Мужички будут ходить вокруг нее кругами, предлагать коньяк из набора вешдоков и наперебой учить девушку снимать отпечатки пальцев.
…За дверью квартиры № 48 царила мертвая тишина. Такая мертвая, что оживить ее могут только варварски прекрасные губы Регины, с их еще не до конца изученной географией, прихотливым рельефом и целым табуном желаний, готовых вырваться на свободу.
Леля даже затряс головой, чтобы избавиться от этих крамольных мыслей, и сунул ключ в замок.
Ключ подошел идеально, но Леля не торопился повернуть его.
Именно в это время на лестнице появился Саня Гусалов вместе со странной личностью в старых джинсах, потертой клетчатой рубашке и жилетке с многочисленными карманами. На бледном лице обладателя жилетки сверкали оспинки, а подбородок украшали пучки жалкой китайской растительности.
— Вот, привел понятого, — Саня кивнул на псевдокитайца. — Сосед с пятого этажа.
Сосед с пятого этажа шмыгнул носом и поморщился.
А Саня успел сообщить Леле, что в квартирах 47 и 46 временно никто не живет — хозяева одной из них выставили квартиру на продажу, а хозяин второй пропал без вести три месяца назад.Веселенькая подобралась компания на этаже, ничего не скажешь. Одно к одному.
— А что Литвинова?
— Купила эту квартиру и вселилась около двух месяцев назад.
— Богатая девушка… Ну, и где твоя собака? — спросил у Гусалова Леля. — За дверью тихо, как в гробу. Никаких движений.
Известие о собаке несколько расстроило Саню, но он не потерял присутствия духа.
— Может, она там с голоду подохла? — предположил он.
— А был ли вообще мальчик? — добродушно спросил Леля. — Был ли кобелек? Или там сучка за дверью?
— Ты меня что, за дурака держишь? — тихо возмутился Гусалов. — Хочешь сказать, что зря я тут мерз всю ночь, вареной колбасой давился?
— И бензин за твой счет. Учти…
Обыск длился уже два часа, хотя все основные улики были найдены сразу. Впрочем, их даже искать не пришлось. Из-под кровати в спальне был извлечен «дипломат» с окровавленной рубашкой, а в гостиной в рюкзаке были найдены билет во Францию на имя Радзивилла, билет в Мурманск на имя Литвиновой, паспорта обоих — один общегражданский, другой заграничный, небольшая записная книжка с обложкой из рыжей кожи, проспекты каких-то отелей, сотовый телефон и большая сумма в иностранной валюте.
Эксперт Курбский, отец и дед, патриарх многочисленного семейства, извлек эту пачку из рюкзака дрожащими руками.
Собаки в квартире не оказалось, но ее бойцовый дух витал повсюду: у окна стояли две пустые миски, в кухонном шкафу — два больших пакета с кормом, а в одном из отделений секретера вместе с паспортами на аудиовидеотехнику оказались и документы на собаку породы доберман. Гипотетическая собака была потомком разветвленного и почетного рода, ведущего свое начало от Герхильды фон Тюринген из питомника Фридриха Луиса Доберманна в Апольде, и обладала такими сногсшибательными характеристиками, что ее можно было отправлять в космос. На сертификате карандашом было нацарапано: «Нестор Иванович, Ная…» Далее следовал телефон.
Отсутствие собаки произвело на Гусалова самое тягостное впечатление. Он вышагивал за Лелей, скалил редкие зубы и причитал:
— Ну, я же не сумасшедший, Петрович. Когда я подходил к двери — собака там была.
— Ты не сумасшедший, ты дурак, — с легким сердцем сказал следователь. — Стоило морозить задницу целую ночь, чтобы выпустить собаку из закрытой квартиры. Ну не улетела же она на вертолете береговой охраны США, правда?
— Кто ее знает… Во всяком случае, из подъезда еще ни один доберман не вышел. Может, его в другую квартиру увели, а? Почуяли неладное — и увели!
— Будешь прозванивать каждую? Или мне взять ордера на осмотр помещений? Или установить здесь круглосуточный пост? Если собака и сидела, то ее, возможно, вывели. Когда ты ел свою вареную колбасу. Или по малой нужде отходил… Вот что, Саня, раз ты у нас такой собачник, займись-ка телефоном этого Нестора Ивановича.
— Отсылаешь? — Гусалов проницательно сощурил глаза и скосил их в сторону чинно сидевшей на краешке кресла Регины Бадер. — Конкуренции боишься? А по манекенщицам скакать не боишься?
— С ума сошел? — вспыхнул Леля.
— Да ладно тебе. Я же вижу все… До чего у дамочек иногда извращенный вкус бывает — просто диву даюсь! На ментов западают, бедняжки. А может, она слепая?
— Заткнись, — прошипел Леля. — И марш к Нестору Ивановичу.
— Подчиняюсь грубой силе…
Спустя час в коробке из-под сапог на самом дне шкафа были найдены несколько пакетиков героина, а один из ящиков в кухонной стенке оказался забит одноразовыми шприцами. Леля прошелся по комнате и взял со стола фотографию — что-то подобное он ожидал увидеть: Никольская, Регина и покойная Дарья Литвинова, память о девичьей дружбе, заправленная в сентиментальную дубовую рамку. Отличный повод, чтобы подойти к Регине, не вызывая подозрительной зависти окружающих.