Не знаю, какой из двух возможных вариантов причинял мне больше боли. Но ведь Борис был в числе подозреваемых, его не раз допрашивали, и наверняка Бессоновым тоже интересовались… Тот факт, что у следователей не было повода считать их причастными к похищению, вроде бы должен свидетельствовать об их невиновности…
Теперь Бессонов в городе, объявился он уже после убийства старика. Я не могу быть уверенной в этом. Он сказал, что не ожидал меня тут встретить, а приехал по делам. Какие у него здесь дела? Но если брат знал о похищении, точнее, о причастности к нему Бессонова, почему тот не расправился с ним раньше? Был уверен: Борис будет молчать? Потому что помогал ему? То есть преступники они оба?
Тут я вспомнила, что сегодня суббота, и немного приободрилась. Наталья, подруга Надежды, должна вернуться из отпуска. Я набрала ее номер, полученный от матери, но мобильный был отключен.
Дозвониться я смогла только в воскресенье. Наталью мой звонок отнюдь не порадовал. Я просила встретиться со мной, она отнекивалась и по телефону на мои вопросы отвечать не хотела. Я проявляла настойчивость, в результате в понедельник мы наконец встретились. В ее квартире в новом доме, где они жили с мужем. На счастье, Дениса дома не оказалось, не знаю, как в его присутствии я могла бы вести разговор.
— Проходи, — бросила Наталья, открыв мне дверь.
— А твой муж… — начала я, понижая голос.
— Не бойся, он на дежурстве. Идем в кухню. Чего ты от меня хочешь? — спросила она, поставив на плиту чайник.
— Мне очень важно задать тебе несколько вопросов.
— Это я уже слышала. Не пойму, чего ты копаешься в том старом деле.
— Надежда всего несколько дней назад была жива. Я с ней встречалась.
— Тогда в полицию топай, — пожала Наталья плечами. Мои слова впечатления не произвели. Как видно, она считала, я в лучшем случае ошибаюсь, а в худшем — морочу ей голову.
Она поставила чашки на стол, налила чай и устроилась напротив.
— У Надежды был друг, Нестеренко Борис. Расскажи мне о нем, — попросила я.
— Ну… — Наталья ненадолго задумалась. — Нормальный парень. Надька влюбилась в него по уши. У нее до Борьки вообще парней не было, а тут встречи, цветочки и все такое… В общем, понеслось. Длилось это примерно год. К себе он ее жить не звал, да она бы и не пошла, предков боялась, они у нее люди далеко не современные. В общагу он никогда не приходил, снимал квартиру, все у них было нормально. Она надеялась, он сделает ей предложение.
— Чем он занимался?
— Водилой работал у какого-то крутого мужика. Потом свой автосервис открыл. Вроде уже о свадьбе поговаривали, хотя… у меня не сложилось впечатления, что Борька очень к этому стремится. Потом матери Надежды потребовалась операция, делали их только за границей. Тут уж не до свадьбы…
— На операцию нужны были деньги? — подсказала я.
— Само собой. Борька дал сколько мог, но денег все равно не хватало… Ты что хочешь сказать? — нахмурилась Наталья. — Они с Борькой похитили ребенка? Это ж какими дураками надо быть? Тупому ясно, их сразу подозревать начнут. Между прочим, Нестеренко потом долго в ментовку таскали, так что идеи свои оставь. Не одна ты такая умная… Поверь, Борька здесь ни при чем. Менты тогда весь город перетрясли. Меня и то раз пять к следователю вызывали.
— А потом Борис уехал.
— Ну, да. Когда стало ясно, что… ждать бессмысленно. Послушай, я знала Надю, а ты нет. Она была хорошим человеком и никогда бы…
— Даже ради матери? — тихо спросила я.
Наталья вздохнула и стала смотреть в окно.
— Мать она очень любила. Не знаю, может, и смогла бы… например, деньги украсть. Но не ребенка же убить. Ей девочка была как родная. И что она выиграла от этого похищения? Я имею в виду… — Наталья вновь вздохнула.
— Допустим, ребенка убивать никто не собирался, — сказала я. — Девочку похитили, забрали бы деньги, и Надя вернулась бы вместе с ней…
— И что? — хмыкнула Наталья.
Рассказала бы историю, что их держали в незнакомом месте люди в масках, потом вывезли куда-то и там оставили.
— А менты такие дураки, что поверили бы.
— Сериков заявил в милицию, только когда передал выкуп, а дочь ему не вернули.
— Хорошо, — согласилась Наталья. — Но Сериков знал о том, что Наде деньги очень нужны. Она к нему обращалась за помощью.
— И что?
— Денег он дал. Но немного. Она, когда ко мне пришла, ревела взахлеб, не могла понять, как гак можно: знать, что человек умирает, и не помочь.
— Значит, у нее была обида на Серикова.
— Такого она не говорила. Но. допустим, ты права. Они надеялись разыграть спектакль с похищением, получили бы деньги, вернули дочь… а потом мать отправилась бы за границу делать операцию, и тот же Сериков не сложил бы два и два и ничего бы не понял?
— В милицию он не заявлял. Предположим, Ш1вил бы позднее. Надя бы сказала, что ей помог Борис, еще какие-то люди деньги дали…
— Ты хоть представляешь, каково это — на вопросы следователя отвечать несколько часов подряд? Да они бы ее враз раскололи.
— Вряд ли она думала об этом, когда соглашалась на похищение. Она хотела спасти мать, и в гот момент это было главным для нее.
— Я не верю, — покачала Наталья головой. — Менты бы непременно докопались…
— Похитители это поняли, — кивнула я. — И тогда им пришлось отказаться от первоначального плана. Ребенка не вернули, а Надежда все эти годы скрывалась.
— Ты хочешь сказать, она преспокойно жила с Борькой в другом городе?
— Нет. Это было бы слишком опасно. Я думаю, он попросту бросил ее. Ее мать умерла через несколько дней после похищения…
— На третий день, — подсказала Наталья. — Когда Сериков сообщил ментам и они к ним в дом явились…
Я опять кивнула:
— Никакие деньги ей уже не могли помочь… все было напрасно, понимаешь? Надя оказалась в западне.
— Ужас, — прикрыв глаза, прошептала Наталья. — У меня от одной мысли мурашки величиной с кулак. Я бы поверила, что такое возможно, если бы… Мы дружили с детства, — чуть ли не по слогам продолжила она. — Я знала ее как облупленную. Она хотела любой ценой спасти мать, она помешалась на своем Борьке, запросто могла поддаться на его уговоры и сделать величайшую глупость, она не простила Серикову, что тот отказался ей помочь, то есть не дал недостающих денег, но она бы никогда, ни при каких обстоятельствах не согласилась убить ребенка, тем более Юльку, которую любила как сестру.
— А если ее согласия никто не спросил?
— Тогда она пошла бы в ментовку и сдала этого урода к чертям собачьим. Ты не поняла, подруга: Надя была хорошим человеком, а хорошие люди детей не убивают, даже для того, чтобы собственную шкуру спасти. Все, катись… разбередила мне душу. И больше не звони. Не то мужу нажалуюсь, он тебя так приложит, мало не покажется.