– Я доверял этой девушке, она зарекомендовала себя как прилежная и старательная студентка, она писала у меня курсовую работу, ездила в Кельн, в Германию благодаря мне, поэтому я верил ей. Ее приятель Владик Вевеютин, мой аспирант, жил у меня в прошлом году, когда я отдыхал с семьей на турбазе. Я подумал, что и на Олесю могу положиться, но жестоко ошибся…
Декан смолк. Ему требовалась краткая пауза, чтобы посмотреть, как следователь реагирует на его рассказ. Тот никоим образом не показывал свое отношение к этой истории. Николай Леонидович чертыхнулся про себя и продолжил:
– Когда я вернулся домой, то обнаружил в квартире полный кавардак. Гриценко, которой я доверял, как своей дочери, которой я сделал столько добра, повела себя, как дешевая вокзальная проститутка… Она таскала в квартиру своих приятелей, спала на моей кровати, использовала мои кастрюли! Мало того, она облазила все мои шкафы, взломала мой письменный стол и украла оттуда восемьсот рублей и ценный блокнот в кожаном переплете, а также набор ручек фирмы «Сименс», сделанных из платины. Олеся помимо этого намеренно сломала мой компьютер и телефон. Что я мог делать в подобной ситуации?
– Например, обратиться к нам, – сказал следователь. – Если девушка украла у вас восемьсот рублей и ценные вещи, которые явно стоят еще больше, то вам следовало бы обратиться в милицию. Это уголовное преступление…
Николай Леонидович добродушно рассмеялся. Ему иногда удавалось представить себя как доброго профессора, озабоченного судьбами своих чад-студентов. Однако следователь успел поговорить кое с кем из университета, а также с собственной сестрой, которая училась на юридическом факультете в том же вузе. Скандал разгорелся на самом деле нешуточный, и причина его была вовсе не та, о которой пел ему сладким голосом Николай Леонидович.
– Какое отношение ко всему этому имеет родной брат вашей супруги, Виктор Васильевич Миловидов, больше известный в криминальных кругах как Витек?
Черт, он и это знает, едва не поперхнулся Машнэ. Если он знает о причастности к этому делу Вити, то пиши пропало.
– Никакого отношения брат моей жены к делу не имеет, – ответил Николай Леонидович.
Он знал: если дело пахнет керосином, то нужно молчать. Если он упрется и будет все отрицать, никто не докажет обратное. И этот молодой следователь не сможет ничего ему навесить. В конце концов, Николай Леонидович был не последним человеком в городе. Он лично знал князя Александра Святогорского, приятельствовал с заместителем мэра и был шапочно знаком с полковником Кичаповым.
– А вот у меня сведения иного плана, Николай Леонидович, – сказал следователь. – Брат вашей жены, тип, хорошо известный прокуратуре как член бандитской группировки Михаила Серопегина, криминального авторитета по кличке Михаил Архангел, приезжал на квартиру к Олесе Гриценко и угрожал ей. Это подтверждают родители Олеси, а также соседи.
– Я об этом ничего не знаю, спросите у моего шурина сами, если это вам так нужно, – сказал Николай Леонидович.
– Обязательно спрошу, – пообещал следователь. – Ну что же, Николай Леонидович, последний вопрос, после которого вы можете быть свободны. Где вы были в ночь с пятого на шестое августа этого года?
Машнэ сглотнул слюну, воззрился на следователя и воскликнул:
– Это что, обвинение в убийстве? Вы подозреваете меня в причастности к смерти этой дурочки Гриценко? Я буду на вас жаловаться, молодой человек! Да как вы смеете! Я – профессор, доктор наук, декан!
– Николай Леонидович, держите себя в руках, – следователь пресек его демагогию резкой репликой. – Никто ни в чем вас не обвиняет, и мне непонятна ваша реакция на невинный вопрос. Я хочу только знать, где вы были в ночь с пятого на шестое августа этого года, в промежуток с двадцати трех часов пятого числа до трех утра шестого.
Николай Леонидович на секунду задумался. Сказать следователю правду или нет? Он не имеет права ставить себя под удар. В ту ночь его не было дома, и Марина это прекрасно знает. Однако она сама велела ему сказать, что он, как это и надлежит отцу семейства, провел ночь с пятого на шестое на супружеском ложе. Никто не должен знать про его тайну! Никто!
– Я был дома, а где еще? – сказал он. – У меня любимая жена, маленький сын, я не шляюсь, как эта Гриценко, по ночам. Сама виновата, нечего было ходить по темному парку.
– Кто-нибудь может, кроме вашей жены, тещи и сына, подтвердить ваши слова? – спросил следователь.
Николай Леонидович отрицательно качнул головой и ответил:
– Нет, но разве это так необходимо? Я был дома, повторяю вам!
– Хорошо, я вас понял. Прошу вас, прочитайте внимательно ваши показания, внесите исправления, если это необходимо, и подпишите.
Пять минут спустя Николай Леонидович усаживался в салон своей белой «девятки», припаркованной к зданию прокуратуры. Он достал сотовый и позвонил на кафедру жене.
– Мариша, это я, Коля. Все в порядке. Они мучили меня почти час, но я дал показания. Следователь сказал, что если я понадоблюсь, меня вызовут.
Марина Васильевна, которая провела все утро, мучась страшными видениями – ее мужа арестовывают, обвиняют в убийстве Гриценко, отправляют в камеру к рецидивистам, – с облегчением воскликнула:
– Коля, надеюсь, ты не сболтнул лишнего? Представил все в нужном для нас свете?
– Ну конечно, дорогая, – сказал Николай Леонидович, рывком трогаясь с места. – Я еду в университет, буду там через десять минут, все подробно и расскажу. Приходи ко мне в деканат.
– Подожди! – требовательным тоном произнесла Марина Васильевна. – А как обстоит дело… Ну с этим, ты сам понимаешь… Он спрашивал что-нибудь про Витю?
– Да, ему, кажется, уже напели в уши про твоего братца, – сказал Николай Леонидович, выворачивая со стоянки. – Но ничего конкретного следователю не известно. Я поговорю с кем-нибудь из администрации, пусть окажут давление, я не хочу, чтобы меня из-за этой шлюшки Гриценко таскали в прокуратуру на допросы. И все из-за твоего братца…
– Я знаю, Коля, – сказала Марина Васильевна. – Все из-за Витьки. Но что поделаешь, он всегда был непутевым… Надеюсь, когда следователь спросил тебя, где ты был в ночь убийства, ты сказал, что был со мной? Если что, я подтвержу.
Николай Леонидович дал газу и подрезал какого-то дедка на «копейке». Ему доставляло удовольствие представлять себя Михаэлем Шумахером и обгонять неумех-водителей на трассе.
– Все, как мы и договаривались, – сказал он. – Целую тебя, Мариша. Иди в деканат и завари кофе, я уже на пути в университет. И скажи Владику, чтобы он тоже меня ждал, мне надо с ним побеседовать по поводу диссертации и заодно дать наставления о том, что он может говорить и что нет. Он же бывший друг этой дряни Олеси.
Николай Леонидович имел все основания опасаться визита к следователю, ибо подоплека скандала с Олесей Гриценко была на самом деле совершенно иной, нежели он пытался представить.