Столичные сплетники со знанием дела утверждали, что Беспаловы поплатились за свое огромное богатство – шутка ли, старик Афанасий Игнатьевич был одним из самых богатых людей империи, а военные заказы сделали его русским Ротшильдом. Только большие деньги все равно не принесли семейству счастья: сначала, несколько лет назад, нашли мертвым одного сына, вроде бы угорел во сне, затем другого застрелили на дуэли, потом и сам Беспалов-старший погиб, прочищая пистолет. И вот был отравлен мышьяком его зять, причем в деле о смертоубийстве важнейшую роль играла страсть, а такое публика всегда любит.
Тотчас заговорили о «проклятии семейства Беспаловых», несколько желтых изданий тиснули придуманные прыткими журналистами «старинные предания» и «предсказания», касающиеся семейства Беспаловых. И старец Палладий из Саратовской губернии заявил во всеуслышание, что это кара Божья, упавшая на головы нечестивцев, которые слишком много имеют, однако не делятся с прочими христианами. Пикантная подробность: старца тотчас посетили серьезные господа из Третьего отделения – желали узнать, не является ли благородный муж скрытым революционером, призывающим к переделу собственности.
Процесс начался 28 ноября 1916 года, и газетчики с жадностью набросились на занимательную тему, понимая, что она для них – подлинное золотое дно. Девицу Птицыну поймали в Москве, где она скрывалась от правосудия, остановившись в гостинице «Казань». Ее опознал один из филеров, и отравительница была арестована. В номере Птицыной обнаружили саквояж, набитый драгоценностями, принадлежащими Беспаловым, а также казначейские билеты в общей сложности на три с половиной тысячи рублей.
Петербургская полиция, работавшая в особняке Беспаловых-Левандовских, к тому времени установила, что, во-первых, Ян Казимирович, зять покойного миллионера, был отравлен мышьяком, во-вторых, состоял в непозволительной связи с девицей Птицыной, в-третьих, имел еще двух любовниц, одна из которых, Елена Фелициановна Ж., сообщила, что Левандовский намеревался бросить Птицыну и вообще считал свою интрижку с ней ошибкой.
Более всего жалости у публики вызывали молодая вдова, Татьяна Афанасьевна Беспалова-Левандовская, и ее сыночек Пашутка. Татьяна Афанасьевна пострадала за несколько лет до того при крушении поезда, поэтому появлялась на публике с вуалью на лице и во всем черном. Именно факт инвалидности жены и стал решающим в данном деле, как сообщали знающие люди. Левандовскому не было и тридцати, мужчина в самом соку, а жена не могла дать ему то, что ему требовалось, а потому неудивительно, что он завел любовниц, причем даже сразу три штуки. Впрочем, он и предположить не мог, что Варвара Птицына принесет ему погибель.
В мусорном ведре на кухне особняка Беспаловых-Левандовских при обыске был обнаружен пустой пузырек из темно-синего стекла, источающий слабый аромат чеснока, присущий, как общеизвестно, мышьяку. Эксперт позднее подтвердил, что во флаконе находилась убойная доза ядовитой субстанции. И на пузырьке, как и на крышке, что было важнее всего, имелись отпечатки одной-единственной персоны – девицы Птицыной. Ее же отпечатки обнаружились и на чашке, и на серебряном чайничке, и на подносе; кроме того, кухарка с готовностью подтвердила, что именно Варвара Птицына принесла в кабинет Яну Казимировичу потребованный им чай. А в чайничке были обнаружены остатки благородного напитка, сдобренного мышьяком.
Подозрение, таким образом, изначально пало на одного из обитателей особняка, и когда выяснилось, что девица Птицына исчезла в неизвестном направлении, а у Татьяны Афанасьевны пропали драгоценности вместе с крупной суммой наличности, все стало на свои места. От полиции требовалось одно – во что бы то ни стало отыскать беглую служанку.
С учетом того, что убитый Ян Казимирович Левандовский был не просто уважаем и богат, а очень уважаем и чрезвычайно богат и к тому же играл важную роль в обеспечении армии вооружением и амуницией, производившимися на беспаловских заводах, девица Варвара Птицына была объявлена во всероссийский розыск, а через два дня арестована в Москве, откуда на спецпоезде препровождена в Петроград.
Преступница под давлением улик созналась в том, что добавила в чай, предназначавшийся Яну Казимировичу, убойную (как выяснилось, в прямом смысле!) дозу эссенции из флакона, однако настаивала, что сделала это по наущению молодой вдовы, Татьяны Афанасьевны. Данные сведения широкой публике известны не были – высокое столичное начальство запретило ставить прессу в известность о наветах отравительницы: никто, конечно же, не поверил в ее басни.
Татьяна Афанасьевна, потрясенная безвременной кончиной супруга, дала показания и всячески содействовала следствию, так что подозревать ее в причастности к смерти мужа было кощунственно. Когда кто-то из низших чинов заикнулся, мол, вдова является единственной наследницей и к тому же, зная о многочисленных амурных похождениях супруга, могла бы возненавидеть его и пожелать его кончины, с самого верху – из Зимнего дворца! – было приказано забыть об «идиотских», как выразилось это чрезвычайно важное лицо, предположениях и «сию же секунду» оставить Беспалову в покое.
Впрочем, лучшие следователи, переговорив с Татьяной Афанасьевной, не сомневались в том, что к смерти мужа она не имеет ни малейшего отношения, а утверждения девицы Птицыной не более чем наветы. Преступница хотела нанести семейству, в котором работала, еще больший урон, поэтому и решила очернить вдову, представляя ее своей сообщницей.
Однако после допросов Птицына сломалась и полностью признала свою вину, поведав и о том, как задумала преступление, где достала яд и так далее и тому подобное. Мотивом злодеяния была обида на то, что Ян Казимирович решил дать ей, своей любовнице, отставку, а также обыкновенная корысть – факт хищения драгоценностей и денег был непреложен.
Еще до начала процесса газеты титуловали девицу Птицыну «русской Лукрецией Борджиа» и «племянницей маркизы де Вальтруа», прозрачно намекая в последнем случае на известную отравительницу-аристократку, отправившую на тот свет при помощи «пудры наследства» шестерых мужей и кучу других людей и гильотинированную на Ривьере всего каких-то десять или одиннадцать лет тому назад.
Девица Птицына не обладала ни умом, ни грацией, ни красотой преступной маркизы и, конечно, не могла рассчитывать на снисхождение. Во время судебных заседаний она вела себя странно – сидела на скамье рядом с адвокатом, постоянно жмурилась и пускала иногда слезу, якобы демонстрируя полное раскаяние. Ее защитником был один из столичных демосфенов, Артур Григорьевич Баротыйко, но даже он не смог исправить положения своей клиентки: уж слишком очевидна была ее вина, уж слишком гнусным преступление.
Волну протеста со стороны обвинения, свистки и негодующие крики в зале среди публики вызвала попытка девицы Птицыной в последний раз обелить себя и очернить покойного и его вдову. Во время перекрестного допроса она, наверняка инструктированная защитником, заявила, что пузырек с ядом (хотя она вроде бы тогда и не ведала, что это яд) ей вручил не кто иной, как сам Ян Казимирович Левандовский, повелев добавить жидкость в еду своей жены якобы для того, чтобы сделать ее волю податливой и склонить к разводу, после которого должна была последовать свадьба Птицыной и Яна Казимировича. Сама же служанка, узнав о том, что у Яна Казимировича имеется другая возлюбленная, рассказала обо всем Татьяне Афанасьевне, и та попросила добавить содержимое флакона в питье супруга, а затем помогла Птицыной сбежать.