Через час она появилась в кабинете доктора Кронбоу. Полина сказала:
– Я приняла решение. Дайте мне еще несколько минут. Я должна... попрощаться с ней. А потом отключите аппараты.
Ее оставили наедине с Кэтрин. Полина взяла руку дочери и поцеловала ее. Лицо Кэтрин заострилось, под глазами залегли темные тени, на лбу выступил пот. Значит, дело в любом случае движется к естественному концу. Отчего все в жизни так несправедливо – на месте Кэтрин должна была оказаться я! Я достаточно пожила на этом свете. О Боже! Дай ей жизнь – у нее же четверо детей. Забери меня вместо нее!
Полина провела по лицу Кэтрин рукой. Значит, так тому и быть... Теряя, мы обретаем... Она потеряла дочь, но получила внучку. Но почему мы должны постоянно терять, чтобы получить что-то взамен? Кто изобрел это страшное и несправедливое правило?
Разве милосердный Бог, который создал людей по образу и подобию своему, может бесстрастно наблюдать за их мучениями и страданиями? Если он сам страдал на земле, будучи человеком, то почему обрекает на это чад возлюбленных своих?
– Или никакого Бога и нет? – сказала Кэтрин и посмотрела в окно: стояла типичная нью-йоркская зима – дождь, смешанный со снегом, падал на огромный город, погребая под собой как праведников, так и грешников.
Ответа не было.
Появился доктор Кронбоу и его ассистенты. Врач вопросительно посмотрел на Полину.
– Еще одну минуту, прошу вас! – в отчаянии произнесла она.
Еще минуту... Если бы могла, она попросила еще несколько лет... Кэтрин так молода... Теряя, мы обретаем... Времени нет... нет... нет...
Полина вскрикнула: по щеке Кэтрин прокатилась чистая и нежная слезинка.
– Она меня понимает, она слышит меня! – простонала Полина. – Доктор, прошу вас, сделайте же что-нибудь!
Врач мягко отстранил ее от Кэтрин и сказал:
– Миссис Трбоевич, поверьте мне, такое бывает. Но это не значит, что миссис Фицджеральд слышит или понимает нас.
Полина настояла на том, чтобы присутствовать при отключении аппаратов. Доктор Кронбоу посмотрел на часы. Было двадцать второе января, пятнадцать часов сорок четыре минут.
Пискнув и мигнув, аппараты смолкли. Полина смотрела на Кэтрин. Ей показалось, что веки у той затрепетали. Полина снова закричала. Доктор Кронбоу покачал головой.
Тонкие зеленые волны, бежавшие по кардиомонитору, сменились ровной горизонтальной полосой. Полина взяла Кэтрин за руку. Ее дочь умерла. Жизнь так похожа на смерть – или смерть неотличима от жизни. Всего одно мгновение – и все закончено. Все закончено, закончено, за-кон-че-но!!!
– Время смерти... – услышала она неизбежный приговор. Полина поцеловала Кэтрин и вышла из палаты. Она чувствовала себя отвратительно. Только что она убила собственную дочь. Это можно назвать гуманным поступком, но сути не меняет – она убила Кэтрин...
Или спасла?
Кэтрин похоронили на небольшом провинциальном кладбище. Натиск репортеров был ошеломляющим, однако Полина добилась того, чтобы писак не подпускали к ее особняку и кладбищу ближе чем на сто метров. И все равно она слышала щелчки фотоаппаратов, жужжание камер и крики журналистов, когда под проливным январским дождем сопровождала гроб с телом Кэтрин к месту ее последнего упокоения.
От Фицджеральдов появились две младших сестры Алека. Тетки равнодушно посмотрели на своих племянников и племянниц. После смерти Патрика клан был занят дележом наследства и подготовкой политической карьеры Майкла, второго по старшинству брата. Он заявил, что выставляет свою кандидатуру на пост сенатора от штата Нью-Йорк и намерен продолжить дело Алека. Эта возня была неприятна Полине: Фицджеральды не оставили детям Алека и Кэтрин ничего. Полина приняла решение, что воспитает детей сама – им не понадобятся деньги клана, у нее самой достаточно средств.
Священник прочитал краткую поминальную молитву. Полина вспомнила похороны Володи – с того момента прошло тридцать пять лет. И вот снова она хоронит своего ребенка...
Она знала, что долго задаваться вопросами – почему и отчего – не стоит. Ей уже много лет, и каждый день может оказаться последним. Она не имеет права умирать, пока не вырастит внуков. Патрику III и Славко два с половиной, Ксении – полтора, а Алексе всего несколько дней. Она не имеет права оставить их. Она и не оставит!
Полине пришлось вспомнить то, что она давно забыла, – детские крики, ночные бдения и кормежку. Она не доверяла уход за детьми армии нянек и гувернанток, старалась делать все сама.
Однажды, когда она едва не упала в обморок после бессонной ночи, срочно вызванный врач так и заявил:
– Миссис Трбоевич, не забывайте – вам исполнилось семьдесят шесть. В вашем возрасте подобные нагрузки могут стать фатальными. Если вы хотите быть полезными вашим внукам, то доверьте заботу о них профессионалам!
Полина была вынуждена так и сделать. Она радовалась, печалилась и страдала, наблюдая за тем, как внуки растут. Первый зуб у Алексы, драка между Патриком и Славко, жар у Ксении... Все это было так трудно – и так чудесно!
Внуки помогли ей забыть о возрасте. Полина решила, что не имеет права умереть, пока Алекса не пойдет в школу. Сие торжественное событие имело место в 1980 году. Полине исполнилось восемьдесят три.
Затем она дала себе зарок, что будет присутствовать на выпускном балу Ксении – девушка была признана самой очаровательной выпускницей 1988 года: Полина справила свой девяносто первый день рождения.
Наконец, она пожелала увидеть дипломы внуков, они поступили в престижные университеты: Йель, экономика (Патрик), Гарвард, юриспруденция (Ксения) и снова Йель, экономика (Славко).
И все же Полина ощущала тяжесть своих лет. Ей пришлось сделать несколько операций на глазах и убрать катаракту, накануне пятнадцатого дня рождения Алексы она неудачно упала и сломала шейку бедра – пришлось провести три месяца в кровати, и в дальнейшем Полина могла ходить только с палочкой. Каждый день она читала в газетах некрологи – умирали те, кого она знала, умирали их дети и даже внуки. А она пока что жила.
Иногда Полина думала, что ее долгий век – это компенсация за раннюю смерть Славко, Макса, Володи и Кэтрин. Если было бы можно, она бы отдала половину своих лет за то, чтобы кто-нибудь из них прожил на день дольше.
Ей нравилось наблюдать за внуками и следить за тем, как они растут. Патрик и Славко были близнецами, отличить их не могла даже сама Полина, и в то же время они были чрезвычайно различными по характеру и убеждениям.
Славко был «правильным мальчиком», он всегда упорно делал уроки, удивляя учителей своими успехами и своей рассудительностью.
Патрик рос сорвиголовой, в детстве обожал проникать к соседям в парк и безобразничать, в двенадцать лет пытался сбежать из дома, в четырнадцать его поймали на краже в супермаркете, а в шестнадцать он заявил, что собирается жениться на матери одноклассника.