— Конечно, ждут! — сказала Лученко так же строго. — Не посмела бы отвлекать такого занятого человека, как вы, тем более сама ерундой заниматься. Но я и не претендую на роль следователя. Ко мне обратились за помощью, а я всегда помогаю тем, кто в этом нуждается. А чтобы вы поверили, что психотерапевту видно больше, чем следователю…
Вера поняла, что ей придется показать очередной свой фокус. Она продолжила:
— Вот что я вижу, глядя на вас, уважаемый Федор Емельянович. С юности вы увлекаетесь туризмом, даже и сейчас еще ходите в походы. Они помогают вам сохранить подвижность. Здоровье у вас отменное, но в последние годы беспокоит позвоночник — возможно, сместился диск от тяжелого рюкзака. Советую вправить. И еще зрение стало сдавать, но это оттого, что много читаете. Вы вообще книгочей еще тот! Как начали читать лет с пяти, так до сих пор и не остановились, можете делать это в любое время суток, в любой позиции, с середины и с конца. Женаты были раза три или четыре, сейчас вполне счастливы. Наверняка картины и скульптуры видите так же, как хороший диагност-доктор — людские болячки. Да, и несмотря на заслуженные звания и знания, остаетесь в душе мальчишкой и абсолютным, чистейшим романтиком… Ну, как? Будем разговаривать?
Хижняк снял очки, протер их велюровой тряпочкой, надел и снова уставился на гостью. Давно его так никто не изумлял. Ну что тут скажешь? Все верно она про него угадала, эта женщина с пронзительными синими глазами и проникновенным голосом! Воспоминания нахлынули, будто открылся шлюз.
Игрушек у родителей не было, и пятилетнему ребенку мимоходом дали книгу. Он всосал ее с жадностью, едва научившись читать. И все: из семьи, из детского сада и со двора пропал мальчик. Появился Маугли, иногда Каа, порой Балу. Он не ходил, а крался или полз. Когда отец приходил с работы, ему на шею откуда-то из-под потолка сваливался Маугли с воплем: «Мы с тобой одной крови, ты и я!» Его окружали Бандар-Логи и братья-волки. Во дворе росли не травы, не деревья: лианы свисали с пальм. Дальше книжная жажда стала еще больше — в школе проглатывались книги Жюля Верна, Джека Лондона, Дюма, Майн Рида. Если одноклассник дергал девочку за косу, он рыцарски вызывал его на дуэль. Сражались свежесломанными свистящими ветками клена. Он путешествовал по старой Европе за подвесками, похищенными коварной миледи. Его сопровождали молчаливый Белый Клык и Следопыт со своим длиннющим ружьем. А назавтра он спасал Атоса и заодно детей капитана Гранта из рук индейцев, которые добывали золото в снегах Белого Безмолвия. Когда пошла фантастика, за каждым углом его стали караулить пришельцы. Он смотрел по ночам на звезды и ясно видел, что оттуда на него глазеют братья по разуму. А может быть, Разумная Протоплазма.
Он терпеливо пережидал скучнейшую ежедневную реальность с ее обязаловкой, нудными уроками и школой, непонятными девчонками и странными противоречивыми взрослыми. В реальности он был очень тусклым самим собой, а в книгах — очень яркими всеми сразу. Он читал все свободное время и иногда по ночам. Раскрывая книгу, он становился счастливым и исчезал. Можно было сто раз крикнуть у него над ухом, что пора обедать, — он не слышал. Он падал в водопад вместе с луибуссенаровскими похитителями бриллиантов, блуждал в пещерах с Томом Сойером и Бекки Тэтчер, отбивался от кегельных шаров, заграбаставших в аренду всю Землю по прихоти Клиффорда Саймака.
Невероятное количество прочитанных книг в средних классах проросло интуитивной грамотностью. Он не знал ни одного правила русского языка, но диктанты щелкал безошибочно. Рука сама выводила нужное написание слова. Он учился на тройки и четверки, а во время диктантов отличники списывали у него. Реальность перестала быть тупой и нудной, когда он открыл для себя музеи — машины времени. Там он впервые столкнулся с понятием прошлого.
Как они волновали детское воображение, эти ржавые изогнутые мечи, отпечатки в камне крыльев археоптерикса, кости мамонта! И диорамы с пейзажами детства Земли, и косматые первобытные люди в натуральную величину, и впервые услышанное слово «история»… Невероятное, самое первое ощущение себя маленьким звеном в цепи исторических эпох. Ощущение острого любопытства: «А что здесь было до меня?» — и впитывание осколков древней истории, жадное поглощение описаний битв и походов. Греческие амфоры, этрусские украшения, скифское оружие, египетские пирамиды, древнегреческая скульптура, византийское искусство, древнерусская икона, Ренессанс… Вместе с книгами теперь и музеи стали катализаторами воображения юного Феди. Он и не заметил, как быстро проглотил все возможные книги по искусству, окончил искусствоведческий факультет художественной академии, потом аспирантуру. Он был лучшим в своем деле, обходил и обсмотрел все музеи мира и не переставал удивляться, что за это удовольствие ему еще и деньги платят.
Незнание бытовой стороны жизни было противовесом его начитанности. Оно порой заводило Федора черт знает куда. Он понятия не имел, что можно переспать и не жениться. Результат — три неудачных брака и трое детей. Он мог снять с себя последнее и отдать, искренне не понимая, что нужно же и себе что-то оставить. Может быть, за эту наивность ему воздавалось везением. Его не перемолола армия, не сожрал советский строй, не затюкали жены. Он не спился. И сегодня современная реальность по-прежнему была малоинтересна пожилому мальчику по имени Федор Хижняк. Настоящая жизнь для него по-прежнему пряталась под обложками книг, в музейных хранилищах и экспозициях. Но сегодня он сам пишет книги — о музеях, об искусстве и художниках…
Он стал одним из редких экспертов в сфере изобразительных искусств. Мог, например, по обломку ручки определить, что она относится к древнему сасанидскому фарфору. По фрагменту византийской иконы, на которой сохранился один лишь глаз и кусочек фона, он с уверенностью устанавливал, что это редчайшая синайская икона. Его знания раритетов были уникальны, потому что всегда оказывались верными и подтверждались рентгеном и химическим анализом.
Главный хранитель покачал головой и улыбнулся, став еще моложе.
— Вот это да! Экспертная оценка исчерпывающая. Просто Вольф Мессинг какой-то! Ну хорошо, чем могу? Что вы хотите узнать?
Вера удовлетворенно кивнула.
— По глазам вижу, что о покойном охраннике Гаркавенко вас спрашивать бессмысленно. Вы вряд ли в курсе сплетен о нем, это ясно. А вот скажите мне, уважаемый Федор Емельянович… Кроме вас, главного хранителя, и прочих хранителей — что за ангел-хранитель такой у вас в музее бродит? Неужели действительно хозяйка этого здания является с того света, чтобы навести здесь порядок?
Женщина лукаво взглянула на Хижняка и увидела, что он неожиданно смутился. Отвел взгляд, для чего-то стал рыться в кармане пиджака и тут же сам на себя рассердился.
— Что за глупости вас интересуют, Вера Алексеевна! Недалекие люди болтают языками, а вы повторяете. Даже и слышать не хочу!
Вера отметила про себя, что Хижняку что-то известно про ангела, но он не скажет. Ладно, дружочек, потерпим! Она спросила:
— А про приватизацию музея — тоже болтовня? Что ночью здесь какая-то игра проходила, я знаю. Вам было известно об игре? Разве можно в музее проводить какие-то странные мероприятия?