– Ну, – сказали Марущак.
– То есть забрать половинную долю предприятия, к основанию и производственной деятельности которого ваша дочь не имела никакого отношения. Это по-людски?
– Як чистно будэт, – кивнул Марущак.
– Видимо, честность на Украине и в России понимают по-разному. Я уж не говорю про транзитные нефть и газ, воруемые из труб, проходящих по вашей территории. Но это так – к слову. Концерн «Фармаком» поставляет свою продукцию и на Украину, обеспечивая пятнадцать процентов потребности внутреннего рынка вашей страны. Мы имеем дело и с частными, и с государственными предприятиями. Почти все оплачивают поставки с длительными задержками или не хотят рассчитываться вовсе. И почти каждый раз приходится слышать: «Вы все у нас вывезли, а теперь денег ждете?» Государственные органы каждый раз в качестве оплаты намереваются всучить акции украинских государственных предприятий, которых давно уже нет или которые давно принадлежат не государству, а частным предпринимателям.
– Ну и шо? – спросил тесть. – Мы-то здесь при чем?
– Именно что ни при чем, – согласился Илья. – Личные вещи Илоны можете забрать. Не хотите – не надо. Захотите судиться, потеряете еще больше. Но я скажу, что одних бриллиантов, подаренных ей Борисом, там тысяч на двести евро. Шубы и прочее. Хотите – берите, нет – вас сейчас же отвезут на вокзал.
Марущаки забрали все, что можно было загрузить в чемоданы, свои и те, что остались после дочери в ее двух комнатах. Сняли даже шторы с окон супружеской спальни и завернули в них постельное белье. Илья хотел сказать, что следовало бы наоборот: цена штор неизмеримо выше простыней, но промолчал. Мародерство продолжалось.
Когда тесть с тещей выносили тюки, в которых сквозь тряпье что-то постукивало и звякало, к Илье Евсеевичу подошла младшая сестра Илоны.
– Илья, – промяукала она, – позволите так по-родственному называть вас? Я хотела поговорить. Дело в том, что у меня большие задатки модели. Можно сказать, талант. Даже Илона это заметила. Дело в том, что мне предсказано большое будущее. Цыганка нагадала. Еще она сказала, что это скоро сбудется и я встречу одного человека.
Девочка, имя которой Илья не мог вспомнить, зазывно заглядывала ему в глаза; взгляд ее был похотливым и наглым.
– А почему вы мне это говорите? – спросил Илья Евсеевич.
– Этот человек – вы. Я сразу поняла. Как вас увидела, так с первого взгляда догадалась. И вот я решила: я остаюсь в этом доме, а вы помогаете мне сделать карьеру. У меня, как я сказала, талант, даже Илона немного завидовала, потому что я могла ее превзойти во всем. Она начала работать на подиуме, когда ей было пятнадцать. Мне тоже скоро исполнится пятнадцать, и я внутренне готова к славе.
– Твоя сестра в пятнадцать спала со всеми подряд, баловалась травкой, договаривалась с бандитами, чтобы те калечили ее соперниц. К двадцати трем уже не могла жить без кокаина. Ты такой жизни хочешь?
Глупая девочка улыбнулась и поспешила успокоить Илью:
– Мне не надо ни с кем договариваться – у меня не будет соперниц. Травку я пробовала – мне не понравилась. Кокаин – это для идиоток, а что касается мужчин, то обещаю, что не буду вам, Илья, изменять.
Илья Евсеевич выглянул в окно, где возле набитого чемоданами и тюками микроавтобуса страдали от нетерпения родители этой дуры.
– Возвращайся домой, – сказал он, – я уже содержу парочку моделей. Кроме того, раскручиваю вокальную группу. Там три девочки. А ты, если встретишь ту цыганку, плюнь ей в рожу.
Девчонка побежала вниз. К Илье Евсеевичу подошел начальник службы безопасности питерского филиала концерна «Фармаком» Менжинский.
– Как вы их только терпели столько времени? – удивился он.
– Надеюсь, что больше не увижу. Скажи этим идиотам, что микроавтобус я им дарю. Выпиши им генеральную доверенность на машину, и пусть катятся ко всем своим украинским чертям!
Илья Евсеевич смотрел сквозь шторки на окнах лимузина, когда его мать вздохнула:
– Господи, ну как жить дальше! Что теперь будет с нами?
Илья хотел ответить так же, как и его брат четверть века назад: «Хуже не будет. По крайней мере, мне».
Но промолчал.
Сейчас они ехали к нотариусу на вскрытие завещания старшего Флярковского. Волноваться не было причин: текст Илье известен – все, чем владел Борис, доставалось ему с обязательством выплачивать матери до конца ее жизни по пять тысяч евро в месяц. Хотя Дина Александровна, никуда не выезжающая из дома, вряд ли могла потратить и десятую часть этой суммы. В завещании была упомянута и Илона – ей определялось совсем мизерное содержание. Жена Бориса в свое время тоже была ознакомлена с текстом и взбесилась.
Она попыталась устроить сцену, но Борис вполне резонно заявил ей, что только так он может быть уверен в том, что жена не желает ему смерти. Илона хоть и дурой была, но сообразила: ссориться нет смысла. Но теперь ее нет, и можно не вспоминать о каких-то долях и возможных судебных исках по оспариванию завещания. У Бориса было шестьдесят девять процентов акций ОАО «Фармаком», фактически он – единоличный владелец концерна. Семь процентов у Ильи. Остальные у миноритарных акционеров, которых почти полсотни. Но семь процентов акций концерна – единственное достояние Ильи Флярковского, а вот у старшего брата еще пивной завод, начинающий приносить очень даже неплохую прибыль, завод безалкогольных напитков, строительная фирма и сорок гектаров земли под Москвой, где олигарх собирался начать строительство жилых домов. Кроме того, у Бориса были пакеты акций и других прибыльных предприятий: «Газпрома», «Роснефти», «Связьинвеста»… Вполне возможно, Илья не обо всех даже знает. А про автомобили, дома и квартиры можно не вспоминать, так же как и о едва не затонувшей яхте, стоящей теперь в ожидании ремонта. Сколько на личных счетах Бориса, младший брат не знал наверняка, но мог догадываться – вероятно, около ста миллионов евро. Впрочем, скоро все станет известно.
Все изменится. То, что брат вел свои дела в Москве, а его отправил создавать филиал в Петербурге, Илья воспринимал как унижение, хотя в Питере он имел больше самостоятельности, чем было бы в Москве. И все же Петербург для него чужой город.
«Бентли» остановился возле здания, где располагалась нотариальная контора. Охранники из сопровождающих машин подошли, помогли выбраться из лимузина Дине Александровне и, прикрывая ее своими спинами от взглядов прохожих, подвели к распахнутой двери. Следом в помещение вошли Илья и Леня Менжинский – начальник его службы безопасности. Леонид, отставной полковник ФСБ, теперь наверняка рассчитывает пойти на повышение и перебраться вместе со своим боссом в столицу.
В помещении нотариальной конторы было пусто, нотариус отпустил на сегодня весь свой технический персонал, чтобы информация по завещанию, не дай бог, не достигла посторонних ушей. Он предложил свой локоть Дине Александровне, медленным шагом сопроводил мать покойного олигарха в свой кабинет и помог ей расположиться в мягком кожаном кресле. Рядом с Диной Александровной в точно такое же новенькое кресло опустился Илья. Нотариус для проформы принял их паспорта, но даже не стал заглядывать в них, сказал только, что все знают, с какой целью здесь собрались, а потому попросил разрешения ознакомить присутствующих с завещанием покойного Бориса Евсеевича Флярковского.