Что бы он сделал, если бы кто-то возразил? Илья уже начал раздражаться: зачем тянуть, если все и так ясно. Но нотариус вскрыл конверт, в котором оказалось несколько листов с текстом, и начал читать. Первое, что удивило Илью, – дата составления документа. Борис подписал его почти месяц назад, вероятно, перед отъездом в Испанию. Нотариус произнес дату вслух и быстро взглянул на сидящих перед ним людей, как видно, понимал, что об этом варианте ни мать, ни младший брат ничего не знают. Сначала шла преамбула, а потом – перечисление наследуемого имущества. Борис, судя по всему, хотел быть точным в деталях, опасаясь активной деятельности Илоны. А потому составил подробный список акций, ценных бумаг, движимого имущества. Старший брат указал в завещании и квартиру в Питере, на Шпалерной улице, в которой сейчас проживал Илья, и загородный коттедж в Комарове. Потом Борис указал счета в четырнадцати банках – российских и зарубежных.
– Счета в банках России: «ВТБ», «Сбербанк», «Уралсиб», – перечислял нотариус, – в банках Великобритании: «Барклайсбанк», Испании: «Сатандер», «Бильбаобанк», «Каха ди Валенсия»… Германии: «Дрезденер банк» и «Дойче Хандельс банк», США: «Сити банк», «Чейз Манхэттен банк», «Нью-Йорк Сити банк»… а также «Королевский банк Канады»… Во Франции «Кредит Лионелль»…
Илья нетерпеливо дернул ногой, и крючкотвор заметил это.
– Здесь есть и банковские выписки по состоянию на первое июля. Если хотите, можете ознакомиться с суммами, хранящимися на счетах.
Илья молча протянул руку и взял листки, пробежался по ним глазами и с трудом сдержал улыбку: общая сумма средств, лежащих на личных счетах покойного брата, превышала триста миллионов долларов.
– …Единоличным наследником всего своего движимого и недвижимого имущества, денежных средств, хранящихся на банковских счетах, акций и иных ценных бумаг объявляю…
Нотариус сделал паузу, а Илья напрягся. Он знал, чье имя сейчас будет произнесено, и все равно под ложечкой тревожно заныло.
– …объявляю моего единственного ребенка, сына от моего брака с гражданкой Игнатьевой Еленой Вячеславовной…
Это показалось бредом. Илья подумал вдруг, что это наверняка какой-то телевизионный розыгрыш. Сейчас, прямо сейчас выскочат из-под стола люди и заорут:
«Вас снимает скрытая камера!!!»
– …Игнатьева Олега Борисовича.
Илья Евсеевич почувствовал, как кровь прилила к лицу. Он хотел расхохотаться, но не смог – судорога свела челюсти. Вдруг он понял так отчетливо, так явственно и с такой ненавистью к старшему брату, что это не розыгрыш! Все кончено – в одну секунду он стал нищим. Борис предал, унизил, за что-то отомстил ему. Но за что?
Он хотел что-то спросить, но не мог, хотел подняться, но не чувствовал ног. Похолодела спина. Ужас пробежал по позвоночнику.
Откуда-то из запредельного небытия долетел недоуменный голос матери:
– Это он Лениному сыну оставил, что ли? А нам? Почитайте дальше: там должно быть указано.
– Больше там нет ничего, – ответил нотариус. – Борис Евсеевич, как мне кажется, все подробно изложил.
– Чушь какая! – произнес Илья.
А получилось «шушь», потому что в горле пересохло.
Он попытался проглотить слюну, но ничего не получалось.
– Там не все указано, – наконец выдавил он, – ведь есть еще автомобили и…
– Все движимое и недвижимое, – напомнил нотариус и пожал плечами. – Все ясно и так. Но вы можете опротестовать завещание и заявить свои права на все наследство или на его часть.
Тут снова очнулась Дина Александровна:
– А я прослушала: дом в Барвихе он кому отписал?
Илья поднялся из кресла и подал руку матери:
– Дом в Барвихе тоже Ленке, а мы с тобой с сегодняшнего дня будем жить на улице.
– На какой улице? – переспросила Дина Александровна.
Похоже было, что и у нее снесло крышу.
Они вышли из кабинета, навстречу им шагнул Менжинский, который, заглянув в лицо босса, догадался – что-то не так.
– И все равно я ничего не поняла, – недоуменно посмотрела на Илью мать. – Что случилось?
Но поскольку сын молчал, она обратилась к Менжинскому:
– Ленечка, может, вы мне объясните: почему Боря все оставил посторонним людям?
Всю дорогу, возвращаясь в Барвиху, ехали молча. Дина Александровна задремала, Илья хотел проснуться, чтобы избавиться от кошмара, а Менжинский не решался заговорить первым. Незадолго перед тем, как въехать в резиденцию, Дина Александровна открыла глаза и объявила всем, о чем, видимо, размышляла только что:
– Я поняла, почему он так сделал. Потому что Борис знал, что я тебя люблю больше. Вот он и отомстил. А я тебя люблю больше потому, что ты – мой младшенький. И от любимого мужчины.
Отцы у Бориса и Ильи были разные. Евсей Давыдович Флярковский – родной отец Ильи – усыновил Бориса, дав ему свою фамилию и отчество. А отец Бориса был арестован по подозрению в спекуляции черной икрой в особо крупных размерах, но до суда не дожил – ночью поскользнулся на полу в камере следственного изолятора и ударился виском о шконку. Следствие закрыли, и суда не было: своих подельников отец Бориса не сдал.
Когда вошли в дом, Илья бросил Менжинскому:
– Жди меня в кабинете!
Какое-то время он провел с матерью, уложил ее в постель и накапал в рюмочку двадцать капель валерьянки.
Дина Александровна выпила лекарство залпом и поморщилась.
– Какая Ленка на самом деле оказалась! А ведь тихоней притворялась!
Понятно было, что Елена здесь ни при чем, и все равно Илья почувствовал резь в груди, словно кто-то невидимый и жестокий подкрался внезапно и полоснул по сердцу острым кривым кинжалом.
– Ну, ты понял, – произнес Илья Евсеевич, стремительно войдя в бывший кабинет брата, а теперь непонятно чей, – понял, да? Ничего Борис нам не оставил. Ни копеечки – ни матери, ни мне!
– Кто же наследник? – спросил Менжинский.
– Бывшая жена Елена… То есть нет: официальный наследник – сын Бориса от брака с Еленой, Олег: ему сейчас лет пять или шесть.
– Поскольку мальчик несовершеннолетний, то управлять всем будет бывшая жена, – подсказал Менжинский.
– Как ты это себе представляешь? – взорвался Илья Евсеевич. – Чтобы девчонка со вшивым педагогическим образованием руководила концерном, чьи активы превышают два миллиарда баксов?!
Он сказал «девчонка» и вспомнил, что Лена почти ровесница ему – младше на несколько лет. Потом вспомнились триста миллионов на счетах Бориса, и стало совсем тошно.
– Если бывшая жена – не дура, а зная немного Бориса Евсеевича, смею предположить, что дуре он не оставил бы все свое состояние, то, следовательно, она понимает, что ей не справиться со всей этой махиной…