Иванов пожал протянутую ему руку и тоже представился, сказал, что он врач и к нему тоже можно обращаться в случае чего.
– Не, – сказал Анатолий, – лучше я здоровеньким помру, чем к врачам ходить.
На том разговор и закончился.
Утром, когда Иванов пришел в отделение, первым, кого он встретил, был Грецкий. Странно – Аркаше оставалось отдыхать еще несколько дней. А теперь он разгуливал по коридору в белом халате, явно дожидаясь Олега.
– Ты опоздал почти на десять минут, – строго и громко, чтобы слышали окружающие, произнес он.
Сам он никогда не приходил вовремя, но теперь, вероятно, что-то изменилось. Они шли по коридору к кабинету заведующего отделением, и Грецкий продолжал вещать:
– Если бы я знал, что ты так к работе относишься, никогда не предложил твою кандидатуру на замещение. А ты для скорости передвижения купил бы себе машину, что ли: деньги у тебя теперь есть…
Похоже было, что фраза о деньгах на машину была главной в этом обличительном монологе: Аркадий рассчитывал, что те, кто слышал это, быстро разнесут сплетню по всей больнице. Возможно, он уже и сам провел подготовительную работу в этом направлении. Оказавшись в своем кабинете, Грецкий перестал обличать и говорил уже вполне нормальным голосом. Однако, расставаясь, напомнил:
– Я подлостей не прощаю. Скоро ты поймешь это, Оби!
Иванов промолчал: бесполезно спорить и доказывать, и оправдываться нет смысла – Олег не считал себя виноватым. Вскоре он вернулся в свое отделение, зашел к Куликовой, та как-то странно на него посмотрела, но вопросов не задавала. День прошел как обычно, только в конце дня Иванова вызвали к главврачу.
Главный врач спросил Олега, как ему работается в больнице, не собирается ли он уходить в другое место.
– Пока меня никто в никакие другие места не посылал, – ответил Олег.
Он понял, что происходит, но ему стало все равно.
Главврач сказал, что хотел было провести служебную проверку по факту смерти больной. Ему сообщили, что, как только заведующий отделением ушел в отпуск, замещающий его врач Иванов решился на рискованную операцию. Не безвозмездно, разумеется. Но не стал ее проводить сам, а вызвал профессора Шумского, чтобы в случае неудачи прикрыться именем заслуженного человека.
– Против операции я действительно не возражал, – согласился Олег, – потому что мне было сказано, что это последняя надежда для больной.
И спросил:
– Письменное донесение вы, вероятно, получили вчера или позавчера от молоденькой медсестры из кардиологического?
Главный врач промолчал: видимо, так дело и обстояло.
– Не наказывайте глупую девочку, – попросил Олег, – она очень боится потерять работу.
– Я никого не собираюсь наказывать, – ответил главный врач. – Я проверил дату проведения операции и день, когда Грецкий ушел в отпуск. Понятно, что вы не смогли бы все так быстро организовать. Ответьте мне только на один вопрос, Олег Богумилович: правда ли, что вы, используя служебное положение заведующего отделением, составили завещание от имени умершей в свою пользу?
– Завещание составлял приглашенный нотариус. Я действительно являюсь наследником Елены Игнатьевой, потому что знаю ее больше двадцати лет и у нас с ней общий сын.
Олег достал из кармана паспорт, раскрыл его и показал главному врачу больницы вписанное в него имя ребенка.
– Идите, – сказал главный врач, отвернувшись.
– Куда? – не понял Олег.
– Домой к сыну! Только завтра не опаздывайте, пожалуйста.
«И об опоздании Аркаша доложил!» – удивился Олег.
Он направился к выходу, но главный врач произнес:
– Постойте!
Иванов остановился, а главврач сам подошел к нему:
– Я позвонил Владимиру Адамовичу, чтобы узнать обстоятельства, и он взял всю вину на себя. А по поводу вас профессор заявил, что вы отличный человек и только из таких людей получаются самые лучшие врачи. Что касается Грецкого…
Главврач сделал паузу, размышляя, как видно, стоит ли Иванову знать то, что он собирается сообщить, а потом продолжил:
– Грецкий уходит на преподавательскую работу в университет имени Павлова. Вернее, хотел уйти. Но сегодня я позвонил на кафедру и отозвал данную мною характеристику. В ответ мне сообщили, что и Владимир Адамович Шумский тоже категорически против того, чтобы Грецкий обучал студентов. Мне кажется, и у нас он не останется: сейчас много частных клиник, где платят гораздо больше, чем в нашей больнице. В связи с этим подумайте о том, чтобы возглавить кардиологическое отделение.
– У меня теперь сын, – напомнил Олег.
– У всех дети, – ответил главврач.
Илья Флярковский стоял у окна и смотрел на Таврический сад, на дворец князя Потемкина, на голубую колокольню Смольного собора и слушал, что за его спиной говорит Менжинский.
– …Информацию о смерти Игнатьевой проверили, – докладывал тот. – Могила на Южном кладбище – ее тоже мои люди посетили, сделали снимки. Если хотите, могу продемонстрировать.
Илья Евсеевич махнул рукой и спросил:
– Кто этот человек, что проживает сейчас в квартире Елены?
– Иванов Олег Богумилович, тридцати пяти лет, работает врачом. Мой человек подходил к нему на улице, предложил выпить пива. Иванов отказался.
– Значит, плохое пиво предлагали.
– Пиво «Дюнбир» нашего завода, то есть принадлежащего теперь вам, Илья Евсеевич. Утром Иванова до работы сопровождал другой сотрудник, который и навел о нем справки в больнице.
– Надеюсь, он не засветил наш интерес к этому Иванову?
– Обижаете, Илья Евсеевич. У меня опытные кадры подобраны.
– Теперь расскажи о ребенке.
– На вид ребенок здоровый. Гуляет часто. Весь день с ним проводит некая Настя – знакомая, а скорее всего, любовница Иванова. Вчера ночевать у Иванова она не оставалась.
– Мне плевать, с кем спит Иванов и эта… как ее… Вы за ребенком следите, чтобы ничего с ним не случилось.
– Рядом постоянно наши люди, Илья Евсеевич.
Флярковский отошел от окна. Солнце заливало светом всю комнату.
– Задерни шторы, – приказал Илья Менжинскому.
Тот поспешил исполнить приказание.
– Мне непонятно только одно: как мой племянник оказался у этого врача?
– Выясняем, – ответил Менжинский, – возможно, Игнатьева сожительствовала с ним, возможно, был факт усыновления.
Флярковский поморщился и повторил:
– Был факт!.. Леня, узнайте все точно и в самое ближайшее время. Если этот Иванов каким-то образом и усыновил ребенка, даже если Лена официально дала согласие на опекунство, что вряд ли, все это можно опротестовать в суде. У ребенка есть любящая бабушка, которая страдает в отсутствие единственного внука. И родной дядя, в конце концов, тоже. Любящий дядя, который готов сделать для мальчика все. И имеет для этого куда больше возможностей, чем посторонний человек с низким уровнем достатка. Действуйте быстрее, все разузнайте, а потом поговорите с этим нелюбителем нашего пива: намекните, что ребенка у него и так отберут, но если он откажется от опекунства сейчас, то получит деньги и хороший автомобиль. От «БМВ» ни один мужик не откажется, к тому же ребенок ему чужой.