Да уж… я еще не сделал первого шага, но уже в полной мере ощущал придавившую меня к земле тяжесть. Пальцы сомкнулись, сжав покрывшуюся белыми пятнами изморози боевую перчатку в жуткий на вид кулак с торчащими металлическими шипами. Один удар, и лицо любого противника превратится в кровавое месиво с торчащими сквозь кожу обломками костей.
Сделав первый шаг, я недовольно поморщился — это оказалось не так легко, как хотелось бы. А вживленными в тело сферами с магической энергией я не обладал. Одень я настолько тяжелые доспехи до того момента, как стал ледяным големом, то самое больше смог бы преодолеть пару сотен шагов и спекся бы. А сейчас вполне приемлемо. От отряда не отстану, вот только от роли первопроходца сквозь глубокий снег пока воздержусь. Надо пообвыкнуть к броне. И делать это придется в походном режиме — задерживаться по эту сторону реки Асдоры мне не хотелось совершенно.
Пока я с любопытством себя осматривал, ниргалы успешно разбили крепления и практически одновременно сняли шлемы, явив моему взгляду свои изуродованные ожогами и покрытые шрамами лица. Бесстрастно оглядев ожидающих следующего приказа воинов, я ткнул в первого из них и произнес:
— С этого момента тебя зовут Мрачный. Кивни, если понял.
Дождавшись кивка, я перевел взгляд на второго ниргала:
— С этого момента тебя зовут Шрам. Кивни, если понял.
Ниргал утвердительно наклонил голову, но сколько я ни всматривался в его глаза с неестественно расширенными зрачками, в них ничего не мелькнуло — не было ни радости от получения имени, ни недовольства. Ничего. Сама бесстрастность.
Вздохнув, я велел обоим:
— Идите, поешьте перед дорогой. Вещи соберете потом, перед тем как свернем лагерь.
Синхронный кивок, и, мерно переставляя ноги, ниргалы тяжело зашагали к костру, где Тикса уже накладывал сварившуюся кашу в миски.
Проводив их взглядом, я вернулся к своим незавершенным делам с доспехами. Шагнув к лежащему на шкуре шлему, я со скрипом сочленений нагнулся и едва не ткнулся головой в землю. Проклятье. Придется привыкать не только к чудовищной массе доспехов, но и к заметно изменившемуся центру тяжести. Неловко подцепив шлем, я выпрямился, ладонью стряхнул с него налипший снег и, мгновение посмотрев в темные смотровые щели, надел его на голову. По моей просьбе с тыльной стороны нижний край шлема был немного выгнут наружу. Таким образом получилась небольшая щель между шлемом и доспехами, в которую легко поместились уходящие к моей шее ледяные щупальца. Даже в доспехах я не расставался со словно приросшим ко мне куском ограненного горного хрусталя. Вернее, живущий своей непонятной жизнью кристалл не желал со мной расставаться.
Взглянув на вмиг потемневший мир через бойницы смотровых щелей, я невесело улыбнулся и, с шелестящим свистом выдохнув, глухо произнес внезапно всплывшую в мозгу несколько нелепую фразу:
— Да пребудет с тобой сила…
Еще раз усмехнувшись, я тяжело развернулся и направился к костру, вокруг которого расположились мои спутники.
Картинка прямо таки идиллическая — по центру прикрытого одеялом бревна чинно сидел Тикса, по его бокам примостились два ниргала, неумело зажавшие в боевых перчатках миски с парящей кашей. Все бы хорошо, но лишь гном шустро черпал кашу ложкой, ниргалы же снимали с пояса свои трубки, а ложки отложили в сторону. Зло выругавшись, я помянул недобрым словом тех, кто покопался в мозгах несчастных воинов и убрал даже такие, казалось бы, неизживаемые умения, как пользование столовыми приборами. Бросить бы их самих в хлев и заставить жрать помои с пола. А еще лучше — освежевать ублюдков заживо, дабы неповадно было людей уродовать.
— Тикса, хватит жрать! — гулко рявкнул я. — Не видишь, что по бокам от тебя делается?
Подпрыгнувший от моего рева гном едва не поперхнулся и, с трудом проглотив вставшую в горле комом кашу, укоризненно на меня посмотрел. То есть посмотрел не на меня, а на непроницаемый взору глухой шлем. Вздохнув, я стащил шлем и уже нормальным голосом сказал:
— Ладно, придется мне этим заняться. Ниргалы! Отложить трубки и взять ложки — так, как их держит Тикса.
Подождав, пока ниргалы не выполнили мой приказ и не зажали между пальцев железные ложки, я велел:
— Тикса, сейчас медленно покажи, как ты зачерпываешь кашу, дуешь на нее и кладешь в рот. Только медленно! Шрам, Мрачный! Посмотрите, что делает Тикса, и повторите в точности! И с этих пор питаться будете только так! Давай, Тикса, черпай.
Кивнув, Тикса старательно зачерпнул ложку каши, надув щеки, подул на горячую пищу, а затем отправил ложку в рот, медленно прожевал и проглотил. Внимательно смотрящие ниргалы кивнули, протянули руки и зачерпнули полные ложки… из миски гнома, подули и отправили кашу в рот.
— А-а-а! — как оглашенный завопил гном, прижимая глиняную посудину к груди и едва не плача. — Нет! Нет мой миска черпать! Свой, свой офисяный каша кушать!
— Не ори! — рыкнул я. — Ниргалы, все правильно, но ешьте из своих мисок. И кивать каждый раз не надо!
— И покласть мне два ложка офисяный каша обратно! Полный два ложка! — встрял гном, топорща бороду.
— Тикса! Не мешай, ничего тебе не станется без двух ложек. Ешь давай, пока каша не остыла.
Обиженно запыхтев, гном сосредоточился на поедании, прикрывая миску локтями от сидящих по бокам ниргалов. Я же внимательно осмотрел методично едящих ниргалов и остался довольным — держали ложки они абсолютно правильно, с глотанием твердой пищи проблем также не возникло. Все делали правильно. Значит, знания остались в их голове, просто их запрятали так далеко, что и не найти, но тело помнило и все делало само. Вот и хорошо.
Спустя час лагерь был собран и мы тронулись в путь. Лени так и не проснулся, но дышал ровно, бледные щеки порозовели. За его жизнь можно не опасаться.
За нашими спинами догорал погребальный костер с останками третьего ниргала. Шурдов и нежить я сжигать не стал. Много чести будет для этих ублюдков. Просто велел ниргалам порубить тела гоблинов и кости пауков на мелкие куски и оставить диким зверям на поживу. Та же участь постигла и пущенную под нож лошадь. Чтобы трупы не поднялись в виде мертвяков и не пошли по нашему следу. Может, это и излишняя предосторожность, но кто его знает. Да и если по нашим следам идет очередной отряд шурдов, то они не смогут воспользоваться готовым материалом и создать еще нескольких отвратных пауков.
Отступление третье
— Прошло столько дней, а вы все топчетесь на месте! Неужто его прогнившая душонка оказалась столь стойкой к силе убеждения Создателя нашего Милосердного? Неужто не сумели сломить его сопротивление? Как может он противиться столь долго?
Рывком отвернувшись от окна, облаченный в богато расшитый золотыми узорами плащ старик сурово взглянул на скромно стоящего у самых дверей отца Ликара и велел:
— Отвечай!
— Лучшие вопрошатели ордена день и ночь проводят в пыточной, ваше святейшество, — не поднимая головы ответил священник в простом сером одеянии. — Допросы не прекращаются ни на минуту.