— Да. Тогда Нороэлль пропала бы, а я родился бы снова, и в той жизни я помнил бы о горькой судьбе Нороэлль, не будучи в состоянии ничего для нее сделать. Почему ты не можешь отменить свой приговор? Почему заклинание, которое отделит Альвенмарк от Другого мира, должно быть произнесено сразу после первого?

— Потому что я видела свою смерть, если мы только отделим землю по ту сторону Шалин Фалаха. — Взгляд Эмерелль устремился в пустоту. — В меня попадет стрела, и тогда заклинание не будет произнесено никогда. А священники Тьюреда откроют новые врата в Альвенмарк, если мы не отделим наш мир от их мира. — Она заморгала и снова поглядела на Нурамона. — Нороэлль должна остаться там, где находится сейчас, чтобы я могла жить дальше. Но не думай, что я поступаю так из эгоизма. Дело только в Альвенмарке. Королеве тоже ведомо сочувствие, и она страдает, когда должна говорить и делать вещи, которые противоречат голосу ее сердца. — Эмерелль положила руку на его плечо. — А мое сердце говорит, что должна существовать надежда для Нороэлль. Поэтому я кое-что тебе пообещаю. — Ее глаза заблестели. — Если ты и Фародин умрете, то я доверю Юливее трон и уйду из Альвенмарка вместо вас.

Нурамон ожидал чего угодно, только не этого.

— Ты сделаешь это? — спросил он.

Королева кивнула.

— Да, ибо я столько столетий была верна судьбе, было так невыносимо жить в эпоху расцвета и видеть, как ты и Фародин рождаетесь снова. И горе Обилее я бы тоже не смогла больше выносить. Это такая вина, с которой я уже не могу жить. Ты видишь, надежда для Нороэлль есть, если только вы выиграете завтрашний день.

Нурамон взял руку королевы и поцеловал ее.

— Благодарю тебя, Эмерелль. Теперь мне не страшно сражение. — Он поглядел на оба меча. — Я хотел бы отдать тебе меч Гаомее, потому что ты права: здесь завершается круг.

— Нет. Не для меча. Ты должен сохранить оба. Они выполнили свое предназначение для Альвенмарка, а для тебя они — знак пути. А он еще не подошел к своему завершению. — Она поцеловала его на прощание в лоб и поднялась. — Выживи в битве и найди Нороэлль! После этого сможешь со спокойной душой расстаться с оружием. — И с этими словами королева покинула комнату.

Кинжал королевы

До башни доносился шум полевого лагеря. Громко стучали молоты кузнецов-оружейников. Беспокойно ржали лошади. У костров пели песни. Каждый по-своему боролся со страхом. Завтрашний день решит дальнейшую судьбу Альвенмарка.

Фародин прислонился к перилам балкона и подумал о том дне, из-за которого все и случилось. Если бы Гийома тихонько задушили подушкой и он умер бы в маленьком домике неподалеку от храмовой башни Анисканса, то всего этого бы не было? Смог ли бы он это сделать? Не его ли слабость привела к тому, что враг стоит у Сердца Альвенмарка? Или все началось со смерти Гельвууна?

Эльф глубоко вздохнул. Прохладный ночной воздух был небезупречен. Привкус слишком знакомого запаха. Вонь серы. Или ему только мерещится? Может, он постепенно сходит с ума? Или он не победил в самом главном своем бою? Может быть, девантар, как и тогда, когда они торчали в ледяной пещере, затаился и продолжает плести интриги?

Фародин попытался отогнать эту отчаянную мысль. Он смотрел на полевой лагерь. На сколько хватало глаз, были палатки, а костры горели даже на самых отдаленных холмах. Никогда все народы Альвенмарка не собирались вместе. Это тоже произросло из смерти Гийома. Были забыты старые распри… Фародин подумал об Оргриме. После того как спустя сотню лет после морской битвы душа короля троллей Болдора не возродилась, Сканга выбрала герцога Оргрима в качестве правителя своего народа. Тролли, принесшие столько горя эльфийскому народу, завтра будут стоять у Вельрууна, неподалеку от Шалин Фалаха, чтобы сражаться бок о бок с эльфами. Именно в том самом месте, где столетия назад они сражались в таком ожесточенном бою! В том месте, где умерла Айлеен! Все перевернулось в этом мире. И все казалось возможным. Если он переживет завтрашний день, то они попадут к Нороэлль. Рука Фародина коснулась маленького кожаного мешочка, в котором он хранил кольцо Айлеен и изумруд Нороэлль. Он почувствовал, как сжалось горло. Конец поисков был близок! Но как могли годы одиночества изменить Нороэлль? Что осталось от эльфийки, которую он так любил когда-то? И что осталось от Фародина, которого знала она?

Звук заставил эльфа обернуться. Дверь в покои королевы открылась, и к нему на балкон вышла Эмерелль. Она была одета в белое. Никогда прежде не видел ее Фародин в этой одежде. Она была простой и безыскусной. Высокий воротник облегал шею. Платье было приталенным, с широкими рукавами и достигало щиколоток.

— Я рада, что могу еще раз встретиться здесь с тобой. — Она тепло приветствовала его. — Мы так часто говорили здесь о смерти. — Королева подошла к нему, на каменные ступени, и взглянула вниз, на равнину.

— Для тебя прошло много времени с тех пор, как мы стояли здесь, наверху, в последний раз. Тогда я не сомневался, что все, что ты приказываешь, идет на благо Альвенмарка, — задумчиво произнес Фародин.

Из лагеря послышался веселый смех кентавров.

— А что ты думаешь сегодня? — спросила Эмерелль.

— Я рад, что не убил Гийома. Он был хорошим человеком. Если бы он прожил дольше… Может быть, всего этого бы не было. — Он немного отошел от перил и посмотрел на королеву. Она выглядела такой юной. Такой красивой и невинной. — Что во мне такого, что ты выбрала меня из всех детей альвов в качестве палача?

— Если одним ударом кинжала я могу предотвратить сотни других смертей, то разве предосудительно нанести его?

— Нет, — решительно ответил Фародин.

— И поскольку ты так считаешь, то я сделала тебя своим кинжалом. Были времена, когда один удар холодной стали мог предотвратить исход карликов или эльфов Валемаса. Я боялась, что все наши народы окажутся рассеяны и, хуже того, что мы будем вести друг с другом долгие, кровопролитные бои. Альвенмарк мог погибнуть. Убийства помешали этому. И если завтра мы выживем, то Альвенмарк будет силен, как никогда, и начнется новая эпоха. Что значит принести в жертву одно тело, если знаешь, что душа возродится вновь? Умирает только плоть. А душа начнет все сначала, что, возможно, больше не приведет ее на темные тропы.

— Ты никогда не сомневалась, верно ли поступаешь?

Эмерелль обернулась и облокотилась на перила.

— Что значит верно или неверно, Фародин? Я приказала тебе и Нурамону убить Гийома. Вместо этого вы оба пытались спасти его. И тем не менее Гийом был убит. Судьба давно определила день его смерти. И хотя не вы совершили это преступление, его приписали народу эльфов. Как мать, Нороэлль поступила верно, не отдав мне дитя. Было верно не убивать сына Нороэлль. И тем не менее мы стоим здесь и сражаемся за Альвенмарк. Я всегда пыталась действовать ради всех детей альвов. Может быть, тебе будет легче, если ты узнаешь, что решение о чьей-то смерти никогда не давалось мне легко.