— А джинн тебе не говорил, когда он бывал в библиотеке?
— Нет.
— Может быть, с тех пор прошло не одно столетие. Может быть, и врат тех нет уже, через которые можно попасть в библиотеку.
Нурамон не ответил. А что он мог сказать? Все надежды он возлагал на хранилище книг. Ну, раз уж они здесь, то будут искать, пока не найдут!
А Мандред, похоже, не замечал подавленного настроения обоих эльфов. Он, казалось, был полностью поглощен новыми впечатлениями и бросал страстные взгляды на всех более-менее красивых женщин. Иногда Фародин почти завидовал своему спутнику. Его жизнь была коротка, и он относился к ней с удивительной легкостью. Ничто не могло надолго опечалить его. Он всегда находил предмет для восхищения, будь то мимолетное удовольствие опьянения или охота за ночью любви. Может быть, он жил лучшей жизнью?
Казалось, они прошли несколько миль, когда улица, по которой они ехали до сих пор, пересеклась с аллеей из колонн, несопоставимо более роскошной. Не зная, куда направиться, они наконец выбрали роскошную аллею. Здесь толпа была еще больше. Справа и слева от колонн находились ряды магазинов. Они тоже выходили широкими воротами на улицу и демонстрировали дорогие товары. Здесь были ткани из всех человеческих стран, красиво расписанные вазы и табакерки. Золотых дел мастера прямо на глазах любопытных прохожих создавали тончайшие украшения из проволок.
На каждой третьей колонне на высоте пяти шагов находился постамент, на котором стояла статуя выше человеческого роста. В ярких, кричащих одеждах, изваяния с достоинством взирали на проходивших у их ног людей. Некоторые статуи были обвешаны золотыми украшениями. Фародин спросил себя, кого они изображают — богов или, быть может, особенно успешных купцов.
Немного впереди раздались душераздирающие рыдания. Вскоре они достигли места, где были устроены прилавки. Каждый из прилавков украшала дюжина амфор.
— Продажа вина! — возликовал Мандред. — Это все амфоры с вином.
Худощавый купец с красным носом приветливо махнул ему рукой и поднял глиняный бокал.
— Он приглашает меня попробовать!
Нурамон указал на стрелу, торчавшую высоко над прилавками. На нее была насажена молодая женщина. С нее сорвали одежду. Все тело ее было покрыто окровавленными полосами. Она негромко всхлипывала. Фародин поднял взгляд и заметил, что женщина вздрогнула, и под ее собственным весом наконечник стрелы глубже вонзился в тело несчастной.
— Ты действительно хочешь здесь пить? — спросил Нурамон.
Мандред с отвращением отвернулся.
— Зачем они делают это? Что эта женщина могла совершить? Такой красивый город… а тут такое. Может быть, она детоубийца?
— А! Это, конечно, оправдывает то, что ее так по-зверски замучают до смерти. Как я мог забыть об этом! — ответил Фародин строже, чем стоило. В конце концов, что мог поделать Мандред с жестокостью правителей Искендрии!
Они в молчании продолжали двигаться сквозь толпу по роскошной улице, пока людей вокруг вдруг не охватило беспокойство. Совсем рядом послышался барабанный бой и звуки цимбал. Люди отпрянули к колоннам. Крики торговцев и разговоры прохожих смолкли. Улица внезапно опустела. Только они втроем продолжали стоять.
— Эй, северянин! — Из стены людей выступил приземистый светловолосый мужчина. — Уходи оттуда! — говорил он на языке Мандреда. — Идет королева сегодняшнего дня!
Из широкой боковой улицы на аллею выдвинулась процессия. Перед кортежем бежали девушки в сияющих белых платьях, бросая на мостовую лепестки роз.
Трое товарищей поспешили убраться с дороги. Светловолосый мужчина протиснулся к ним. На лице его сияли яркие, словно небо, глаза.
— Вы здесь чужие, не так ли? Готов спорить, вы только сегодня прибыли в город. Вам нужен проводник. По крайней мере, на первое время, пока вы освоитесь и изучите законы Искендрии.
За девушками с цветами следовал отряд солдат в бронзовых нагрудниках и шлемах, на которых развевались черные конские хвосты. У них были большие круглые щиты, на которых был изображен сердитый человек с бородатым лицом. Копья они держали странно неправильно, указывая остриями на мостовую. С плеч воинов свисали черные плащи с широким бортом с золотой вышивкой. Никогда прежде не видел Фародин столь роскошно одетых воинов в мире людей. Тихо и торжественно шагали они по лепесткам роз.
— Храмовая стража, — пояснил назначивший себя на должность проводника горожанин. — Красиво смотрятся, но отродье еще то. Лучше им дорогу не перебегать. Кто свяжется с храмом, легко окажется на конном рынке.
— А что, на конном рынке настолько плохо? — спросил Мандред.
— Тебя запирают в железную клеть, подвешивают на столб и оставляют умирать от жажды. И это если тебе еще повезет. Если ты оскорбишь Бальбара, бога города, то руки и ноги тебе раздробят железными палками, привяжут цепями к камню еретиков на рыночной площади. И там ты будешь лежать, пока у тебя не воспалятся раны и ты не сгниешь заживо. А ночью будут приходить бродячие псы и есть тебя живьем.
Фародин с отвращением смотрел на процессию, пока Мандред с любопытством слушал речи незнакомца. Следующая группа, следовавшая мимо них, состояла из темнокожих мужчин в красных юбках, к бедрам которых были привязаны большие барабаны. Они выстукивали медленный марш и таким образом определяли темп, в котором двигалась процессия.
Огромный открытый паланкин, который несли по меньшей мере сорок рабов, появился на улице. На нем возвышался большой золотой трон, по бокам которого находились два священнослужителя с обритыми наголо головами. А на троне сидела, согнувшись, молодая девушка. Ее лицо было ярко раскрашено. Она безучастно смотрела в толпу.
— Разве она не красива? — цинично спросил светловолосый. — Через час она предстанет перед Бальбаром, — он понизил голос до шепота. — Они дали малышке вино и опиум. Как раз столько, чтобы она не уснула во время процессии и была в сознании, когда предстанет перед Бальбаром. Вам стоило это увидеть, так вы лучше поймете Искендрию.
За паланкином следовала группа одетых в черное женщин. На лицах у всех них были маски, изображавшие отвратительные гримасы. Лица, застывшие в крике боли, скорби и печали.
— И она действительно предстанет перед богом и при этом можно присутствовать? — полюбопытствовал Мандред.
— Можешь быть уверен, северянин. Кстати, меня зовут Цимон из Мальвены. Не хочу навязываться, однако поверьте, вам действительно стоит взять проводника.
Нурамон вложил ему в руку серебряную монету.
— Расскажи нам все, что нам нужно знать о городе.
Процессия прошла мимо. Возобновилась обычная болтовня.
— Идемте на площадь Небесного дома. — Цимон жестом поманил их, и путники следовали за процессией.
— Что привело вас в Искендрию, уважаемые господа? Ищете кого-нибудь, кто нуждался бы в услугах ваших мечей? В караван-сараях можно легко найти нанимателя. С удовольствием отведу вас туда.