Чем больше приближались мы к морю, тем более огненной становилась кожа Мендере. Только руки Неремеша могли отогнать огонь от лица и рук Мендере. С того дня решили мы: никогда не давай пить раки гирату огня!
Наконец мы достигли моря, и трое гират попрощались с нами в нескольких словах, которые они выучили на нашем языке. Они пошли по направлению к Искендрии и оставили нас в недоумении. Интересно, что нужно им было в Искендрии? Наверняка они путешествовали по поручению своего господина. Ибо народы пустыни давно знают, что жители Искендрии настолько глупы, что отказывают в дани Валешару. А теперь к ним направлялась гибель в лице его спутников.
Из «Рассказов народов пустыни»
Составлено Голишем Рееза,
том 3: Теараги, с. 143 и далее
Путь через пустыню был для Фародина сущим мучением. Иногда ему казалось, что дюны насмехаются над ним. Неисчислимы были песчинки, они напоминали ему о том, насколько неразрешима его задача. Он мог только надеяться на то, что его чары со временем станут сильнее. Фародин собирался оставаться верным пути, на который вступил. Его непоколебимость привела его к Нороэлль спустя почти семь сотен лет, и на этот раз он тоже придет к ней. Он был преисполнен решимости отыскать достаточно песчинок из разбитых песочных часов, чтобы разрушить заклинание Эмерелль, и пусть на это уйдут столетия.
Фародин посмотрел на высокие стены города, выросшие на горизонте. Искендрия. Разумно ли было приходить сюда? Им снова придется пройти через звезду альвов. А творить заклинание опасно. А если они совершат прыжок во времени? Вероятно, они даже не заметят этого. А для Нороэлль это будет означать еще много лет одиночества. Если в этой библиотеке они действительно обретут возможность разорвать заклятие Эмерелль и обнаружить ту звезду альвов, через которую ушла в Расколотый мир Нороэлль, то их поискам быстро придет конец. Однако Фародин был настроен скептически. Возможно ли, чтобы Эмерелль не знала о существовании библиотеки? Вряд ли. Значит, исходила из того, что все те знания не помогут. Может ли быть, что королева ошибается? Он размышлял об этом на протяжении всего путешествия. Но тратить время на пустые размышления было глупо. Ответ можно было отыскать только в библиотеке.
В воздухе стоял легкий запах разложения. Фародин поднял голову. Они почти добрались до города.
Последнюю милю пути до Искендрии обрамляли могилы. Безвкусица, которую могли выдумать только люди, подумал эльф. Кому же захочется, чтобы его при въезде в город приветствовали памятники мертвым? Склепы и кичливые мавзолеи стояли вплотную к дороге. Дальше от дороги, в пустыне, были могилы попроще, уменьшаясь до единственного камня, обозначавшего место, где в песке был зарыт мертвец.
При захоронениях в роскошных склепах из мрамора и алебастра, однако же, очевидно, люди отказались от того, чтобы предавать тела земле. Фародин пожалел, что люди не потратили столько же усилий на изготовление плотно закрывающихся саркофагов, сколько пошло на украшение могильников статуями. Они изображали зачастую довольно молодых мужчин и женщин. Не удивительно, что в городе, который приветствует путников могильным смрадом, не стареют! Если верить статуям, то среди богачей города было только два типа людей: те, кто смотрели задумчиво и выглядели так, словно относятся к себе до ужаса серьезно, и другие, очевидно, относившиеся к жизни как к празднику. Скульптуры последних в вальяжных позах держали бокалы с вином, вероятно, таким образом желая здоровья проезжающим.
Более свежие могилы и саркофаги были расцвечены кричащими красками. Фародин с трудом понимал, как люди могут так заблуждаться насчет того, что выглядит красиво… С обведенными черным глазами, в оранжевых платьях с пурпурно-красной накидкой… Со старых статуй и надгробных камней песок пустыни давно содрал краску. Поэтому они гораздо меньше оскорбляли взор зрителя.
Нездоровое впечатление, которое производила Искендрия на любого путешественника, немного смягчали женщины, стоявшие вдоль дороги. Они встречали гостей города зазывными улыбками и приветливыми жестами. В отличие от жителей пустыни, они не защищали себя от солнца просторными нарядами и вуалями. Они старались показать как можно больше кожи, правда, их лица и руки были покрыты толстыми слоями пудры и краски. Некоторые отказались от одежды совсем, разрисовав кожу причудливыми узорами из спиралей и змеевидных линий.
Мандред, которому, очевидно, такой способ приветствия был знаком, махал женщинам руками. Он пребывал в наилучшем расположении духа. Широко улыбаясь, он поворачивал голову, чтобы не пропустить ни одной.
Они ехали прямо по мощенной крупными булыжниками мостовой к стенам Искендрии. Чуть впереди двигался караван. Он состоял из тех отвратительных животных, которых люди называли верблюдами, и небольшой группы взволнованно переговаривавшихся негоциантов. Внезапно один из купцов отделился от каравана и подошел к женщине с неестественно рыжими волосами. Она сидела, широко расставив ноги, на тумбе у могилы члена гильдии мраморщиков. После коротких переговоров он что-то вложил ей в руку, и они оба исчезли за наполовину развалившимся мавзолеем.
— Интересно, сколько стоит здесь такая поездка? — пробормотал Мандред, глядя вслед тем двоим.
— На чем ты хочешь проехаться? Неужели тебе было мало… — Нурамон запнулся. — Ты ведь не думаешь… Они что же… Как ты их называл? Шлюхи? Я думал, их можно найти в таких больших домах, как в Анискансе.
Мандред рассмеялся от всего сердца.
— Нет, в Анискансе на улицах тоже было довольно шлюх. Ты просто не умеешь видеть. Или дело в любви. Нороэлль — это ведь совсем не то, что шлюхи, — он ухмыльнулся. — Хотя некоторые из них очень даже красивы. Только если кого-то греет любовь, то не станешь искать таких чувственных радостей.
Фародина рассердило то, что их товарищ-человек назвал имя Нороэлль наряду с этими разукрашенными бабами. Это… Нет, он не мог подобрать подходящего слова для того, насколько абсурдно сравнивать Нороэлль и этих женщин. На ум приходили дюжины метафор, описывавших красоту Нороэлль, строфы тех песен, которые он когда-то ей пел. Ни один из этих образов не подходил для описания человеческих женщин. Ну вот, теперь и он тоже! Мысленно поставил рядом свою возлюбленную и этих шлюх! Он недовольно посмотрел на Мандреда. Столь долгое путешествие вместе с этим варваром не прошло для него бесследно.
Очевидно, Мандред превратно истолковал его взгляд. Он провел рукой по кошельку, висевшему у него на поясе.
— Эти погонщики верблюдов могли быть и щедрее. Двадцать серебряных монет! На сколько этого хватит! Когда я думаю о том, что они вручили Валискару… Все они правильно делают, ваши братья из оазиса.
— Это не братья, — заметил Нурамон. — Это…
Мандред отмахнулся.
— Да знаю я. Они произвели на меня большое впечатление. Они и впрямь чувственные духи!