– Фифина! Я оболью вас обоих раствором и сотру в пыль!
– Ты?! – угрожающе ревела Фифина. – Только попробуй!..
Ты?! Ты?! Ты?!
И с каждым «ты» она все ближе подбиралась к Жану, а тот постепенно отступал.
– Это ты-то? – закончила она, вцепившись ему в бороду и тряся его, словно яблоню, в ожидании, пока с нее посыплются плоды. – Попробуй только меня тронуть, трус! Тронь-ка, ну, ничтожество! Негодяй!
Жан Бычье Сердце занес было руку… Он мог бы одним ударом свалить быка, а уж снести мадемуазель Фифине башку ему и вовсе ничего не стоило. Однако рука его так и застыла в воздухе.
– В чем дело? – резко спросил Сальватор.
При звуке его голоса Жан Бычье Сердце побледнел, а Фифина стала пунцовой: она выпустила плотника и обернулась к Сальватору.
– В чем дело-то? – переспросила она. – Вовремя вы пришли! Помогите мне, господин Сальватор!.. В чем дело? Это чудовище чуть меня не убил, как обычно.
Жан Бычье Сердце уже поверил было, что он в самом деле побил мадемуазель Фифину.
– Меня можно извинить, господин Сальватор, посудите сами: она меня изводит!
– Ничего! Пострадаешь в этой жизни, зато на том свете будет легче!
– Господин Сальватор! – закричал Жан Бычье Сердце, и в его голосе зазвенели слезы. – Она же говорит, что моя девочка, моя любимая доченька, похожая на меня как две капли воды, не от меня!
– Раз девочка на тебя похожа, почему ты веришь мадемуазель Фифине?
– Да не верю я, в этом-то ее счастье, не то давно бы взял девчонку за ноги и разбил бы ей голову об стену!
– Только попробуй, злодей! Попробуй! То-то будет радости, когда ты взойдешь на эшафот!
– Слышите, господин Сальватор?.. Для нее это радость, как она говорит.
– Ну еще бы!
– Пусть так, пусть я поднимусь на эшафот, – взвыл Бартелеми Лелонг. – Но сначала укокошу господина Фафиу. Ведь она, господин Сальватор, выбрала себе такого мужика, что его соплей перешибешь! Не могу же я бить этого мозгляка, придется его прирезать!
– Слышите? Это же убийца!
Сальватор все слышал; не стоит и говорить, что он относился к угрозам Жана Бычье Сердце так, как они того заслуживали.
– Почему всякий раз, как я к вам захожу, вы деретесь или ругаетесь? – удивился Сальватор. – Вы плохо кончите, мадемуазель Фифина, уж вы мне поверьте. Получите вы когда-нибудь так, что и охнуть не успеете!
– Ну, уж во всяком случае, не от этого ничтожества! – взвыла мадемуазель Фифина, скрипнув зубами от злости и поднеся к носу Бартелеми кулак.
– Почему не от него? – удивился Сальватор.
– Я решила его бросить, – заявила мадемуазель Фифина.
Жан Бычье Сердце подпрыгнул, словно его ударило током.
– Ты меня бросишь? – вскричал он. – И это после того, что я от тебя терпел, тысяча чертей?! Никуда ты от меня не денешься, будь уверена, или я тебя найду хоть на краю света и задушу собственными руками!
– Слышите, слышите, господин Сальватор? Если я подам на его в суд, надеюсь, вы выступите свидетелем.
– Замолчите, Бартелеми, – ласково проговорил Сальватор. – Хоть Фифина так и говорит, в глубине души она вас любит.
Строго взглянув на молодую женщину, словно змеелов на гадюку, он прибавил:
– Должна вас любить, во всяком случае. Что бы она ни говорила, вы все-таки отец ее ребенка.
Женщина съежилась под угрожающим взглядом Сальватора и ласково, как ни в чем не бывало молвила:
– Конечно, я его люблю, хотя он бьет меня смертным боем… Как я, по-вашему, могу быть ласковой с мужчиной, который грозит да ругается?
Жана Бычье Сердце тронули слова возлюбленной.
– Права ты, Фифина, – со слезами на глазах признал он, – я скотина, дикарь, турок! Но это выше моих сил, Фифина, ничего не могу с собой поделать!.. Когда ты говоришь мне об этом бандите Фафиу, когда грозишь отнять мою девочку и бросить меня, я теряю голову и помню только одно: что могу свалить кулаком быка. Тогда я поднимаю руку и говорю: «Кто хочет отведать? Подходите!»… Прости, Фифиночка! Ты же знаешь, что я так себя веду, потому что обожаю тебя!.. И потом, что такое два-три удара в жизни женщины?
Мы не знаем, сочла ли мадемуазель Фифина этот довод убедительным, но повела себя именно так: она величаво протянула Бартелеми Лелонгу ручку, и тот стремительно поднес ее к губам, словно собирался съесть.
– Ну и хорошо! – молвил Сальватор. – А теперь, когда мир восстановлен, поговорим о другом.
– Да, – кивнула мадемуазель Фифина, ее наигранный гнев окончательно улегся, тогда как Жан Бычье Сердце, взволновавшись не на шутку, еще кипел в душе. – Вы поговорите, а я пока схожу за молоком.
Мадемуазель Фифина в самом деле сняла с гвоздя бидон и продолжала елейным голоском, обращаясь к Сальватору:
– Вы выпьете с нами кофе, господин Сальватор?
– Спасибо, мадемуазель, – отвечал Сальватор. – Я уже пил кофе.
Мадемуазель Фифина всплеснула руками, словно хотела сказать: «Какое несчастье!» – после чего пошла вниз по лестнице, напевая арию из водевиля.
– У нее превосходное сердце, господин Сальватор, – вздохнул Бартелеми, – и я очень сержусь на себя за то, что не могу сделать ее счастливой! Но в жизни так бывает: или вы ревнивы, или нет. Я ревнив как тигр, но в том не моя вина.
Силач тяжело вздохнул, мысленно он упрекал себя и боготворил мадемуазель Фифину.
Сальватор наблюдал за ним с восхищением, смешанным с горечью.
– Теперь, – сказал он, – поговорим с глазу на глаз, Бартелеми Лелонг.
– Я весь к вашим услугам, господин Сальватор, телом и душой, – отвечал плотник.
– Знаю, знаю, дружище. Если вы перенесете на своих товарищей немного дружеских чувств и в особенности снисходительности, которую питаете ко мне, то мне от этого хуже не станет, а вот другим будет гораздо лучше.
– Ах, господин Сальватор, вы не можете сказать мне больше, чем я сам.
– Хорошо, вы все это себе скажете, когда я уйду. А мне нужны вы на сегодняшний вечер.
– Сегодня, завтра, послезавтра! Приказывайте, господин Сальватор.
– Услуга, о которой я вас прошу, Жан Бычье Сердце, может задержать вас вне Парижа., возможно, на двадцать четыре часа… может, на сорок восемь часов… а то и больше.
– На всю неделю! Идет, господин Сальватор?
– Спасибо… На стройке сейчас много работы?
– На сегодня и завтра – порядочно.
– В таком случае, Бартелеми, я забираю свои слова назад.
Я не хочу, чтобы вы потеряли дневной заработок и подвели хозяина.
– А я не потеряю заработок, господин Сальватор.