– Я понимаю, электроника, высокие технологии…
– Вовсе нет. Он по первому образованию историк, специализировался на Германии… У него просто оказалась хорошая организаторская жилка…
Я едва не уронила стакан с остатками коньяка: специализировался на Германии, только этого не хватало. Когда я прочла папку Митько, я подумала именно о Германии. Почему я так все связала с этой чертовой Германией, почему я так уперлась в нее? Ведь все может быть не так… Совпадения, совпадения, целые цепи, целые горные хребты, целые Гималаи совпадений… Они могут свести с ума кого угодно…
– И как давно вы знакомы… В смысле, как давно вы живете вместе?
– Подожди, тебя интересуют мужчины или гомосексуалисты?
– А что, это две большие разницы?
Муха добродушно засмеялся:
– Попала, попала! Года три, наверное…
Года три: я судорожно совершала в уме простейшие математические действия и никак не могла получить правильный результат… Года три. Три года. Так, “года три” или “три года”? В конце концов, это совершенно разные вещи. Убийца перестал убивать три года назад. Или “года три” назад? Нет, так не пойдет, его отличительной чертой была пунктуальность: точно обозначенная дата, точно обозначенное время преступления. Три года назад цепочка преступлений прервалась и больше не возобновлялась. Значит, что-то (или кто-то) примирил его с собой. Муха способен примирить с собой кого угодно. Интересно, сколько лет этому мальчику?
– Сколько тебе лет, Муха? Или это тоже запретный вопрос?
– Мне двадцать четыре, – кокетливо сказал Муха.
– Двадцать четыре? – Я сделала удивленные глаза: впрочем, даже наигрывать не пришлось, я действительно была удивлена – Муха выглядел, по крайней мере, лет на пять моложе.
– Могу и паспорт показать. А что, выгляжу моложе? – Беспечно-щенячий вид был гордостью Мухи.
– Намного моложе.
– Есть такой грех…
– Но мне нравятся… м-м… более зрелые мужчины.
– Мне тоже.
– С такими, знаешь ли… Можно, я скажу тебе одну маленькую забавную штучку?
– Валяй!
А теперь соберись, Ева. Все должно быть очень естественным, и ты сама должна выглядеть естественно, – насколько это может позволить себе надравшийся коньяка человек.
– Мой первый мужчина был морячком…
– Очень романтично. Именно поэтому ты здесь?
– Нет… Но у него была шикарная татуировка. Она двигалась, когда мы занимались любовью… Это страшно меня возбуждало. Я и сейчас от этого с ума схожу… От всех этих мужских татуировок.
Муха внимательно посмотрел на меня и рассмеялся:
– Слушай, тогда я знаю, кто тебе нужен… Совместишь приятное с полезным… У кого-то я видел татуировочку… Только вот у кого?.. Черт, и совсем недавно, точно. Я торчал в душе, и… Нет, не вспомнить…
– Может быть, напряжешься?
– Вот что, – Муха почесал переносицу. – Раз пошла такая пьянка, могу оказать тебе услугу. Мы же все-таки представители слабого пола и должны объединяться. Я вспомню у кого. Или в крайнем случае. Слушай, точно, поторчу в душе ..
– Не стоит так воспринимать мои слова, – едва дыша, сказала я.
– Да нет, в этом нет никаких трудностей. Мне и самому интересно поглазеть на обнаженные торсы…
– Ты говорил, что Клио собиралась петь, – перевела я разговор в другое русло.
– Да. То есть не собиралась, а уже поет. Шикарный голос, нужно сказать…
– Уже отошла от дневного происшествия?
– Вполне. Бодра и весела.
– Тогда, может быть, пойдем? Любопытно взглянуть.
– Петь она будет для одного человека. Это ясно. Так что, если хочешь.
Я допила свой коньяк и вдруг неожиданно для себя, так же как и Карпик, громко зевнула. И тут только поняла, как сильно я надралась и как сильно мне хочется спать.
– Знаешь, я, пожалуй, пойду спать, – сказала я Мухе. – Эти чертовы тюлени меня утомили.
* * *
… В коридоре я встретила Макса. Интересно, что он делает на пассажирской палубе, вяло подумала я, ведь экипаж сюда не поднимается… Или я настолько готова, что перепутала этажи? Пардон, палубы…
– Здравствуйте, Макс, – сказала я заплетающимся языком. – Рада вас видеть…
– По-моему, вы уже не в состоянии никого видеть, – добродушно улыбнулся он. – Идемте, я провожу вас до каюты.
– Сделайте одолжение.
– Какой у вас номер?
– Не помню. – Я глупо хихикнула:
– Я вам так покажу…
Он подхватил меня под локоть и поволок по коридору. Добравшись до каюты, я долго возилась с замком. Я возилась бы еще дольше, если бы Макс не забрал у меня ключ и не открыл дверь. Доставив груз по назначению, он еще раз улыбнулся мне и вышел.
…Что-то странное происходило со мной: веки налились свинцом, а глаза совершенно беспардонно слипались. Вот они, свежий воздух, тюленья кровь и брачные игры на палубе… С ума сойти… Муха мне поможет… Поможет найти… Все должно разрешиться в ближайший день, и за убийцей пришлют вертолет.
Несколько минут я как потерянная бродила по каюте. И только потом сообразила, что ищу футболку, в которой обычно спала. Кажется, я сунула ее в чемодан… Или мне это только кажется?.. Я вывалила на пол все содержимое, нашла футболку, преодолевая сонливость, кое-как надела ее и рухнула на койку.
И только потом поняла.
Все вещи были на месте. Все.
Вот только папки, которую я накануне из предосторожности сунула в самый низ чемодана…
Папки старпома Митько в чемодане не было…
– Ева! Ева! Ну проснись же, Ева! – Голос шел издалека, он как будто пробивался сквозь толщу льдов, где сидели тюлени, которых мы убили только вчера… Только вчера – или две недели назад?.. Почему у меня такая тяжелая голова?
– Ева! Проснись, ну пожалуйста!..
Это голос Карпика… Но что здесь делает Карпик?
Я с трудом разлепила веки и увидела перед собой девочку. Увидев, что я подаю признаки жизни, она с удвоенной энергией принялась трясти меня за плечи.
– Просыпайся! Ну!..
– Прекрати меня трясти… Господи, голова разваливается.
– Вставай! – требовательно сказала Карпик.
– Черт возьми, что ты здесь делаешь? И вообще, как ты попала сюда? Я же закрыла дверь … Или нет?
– Нет.