Она смотрит на него, ее рот приоткрыт.
— Что ты здесь делаешь?
Сердце Харри замерло. Отчасти оттого, что эхо этих слов еще звучало в комнате, а значит, он услышал их не во сне. Отчасти потому, что голос не был женским. Но в основном оттого, что над ним склонилась чья-то фигура.
Потом сердце снова забилось. Фонарик еще горел, и Харри дернулся за ним, но тот упал на пол и описал круг. Тень странной фигуры в бешеном танце заскакала по стенам.
Потом зажглась верхняя лампа.
Свет ударил в глаза, и Харри непроизвольно заслонил лицо руками. Прошло несколько секунд — ни выстрелов, ни ударов. Харри опустил руки.
Он узнал мужчину перед собой.
— Скажите на милость, чем вы тут занимаетесь? — спросил мужчина.
На нем был розовый халат, но все равно не верилось, что он только что проснулся. Прическа выглядела идеальной.
Это был Андерс Нюгорд.
— Я проснулся от шума наверху. — Нюгорд нацедил Харри чашку кофе. — Сразу решил, что в мансарду забрался вор, который узнал, что в квартире никого нет.
— Понятно, — сказал Харри. — Но я, кажется, запирал за собой дверь.
— Я взял дубликат у консьержа. Так, на всякий случай.
Харри услышал шарканье и обернулся.
В дверном проеме возникла Вибекке Кнутсен — в ночной рубашке, с сонным лицом и растрепанными рыжими волосами. Без макияжа и в холодном свете кухни она выглядела старше, чем в той версии, которую Харри видел раньше. Заметив его, она вздрогнула:
— Что случилось? — Ее взгляд метался между Харри и Нюгордом.
— Проверял кое-что в Камиллиной квартире, — поспешил ответить Харри, заметив ее испуг. — Сел на постели отдохнуть и уснул на несколько секунд. Ваш муж услышал шум, поднялся и разбудил меня. Устал я за день.
И он, не зная зачем, демонстративно зевнул.
Вибекке взглянула на своего сожителя:
— Что это на тебе?
Андерс Нюгорд посмотрел на розовый халат, как будто сам увидел его впервые:
— Ой, я, наверное, выгляжу по-дурацки! — Он хохотнул. — Я купил его в подарок тебе, дорогая. Лежал в чемодане. В спешке ничего больше не нашел. Держи.
Он ослабил пояс, снял халат и кинул его Вибекке.
— Спасибо, — только и смогла выдавить она.
— Кстати, а ты-то почему не спишь? — Нюгорд продолжал глупо улыбаться. — Разве ты не приняла снотворное?
Вибекке в смущении посмотрела на Харри.
— Спокойной ночи, — пробормотала она и исчезла.
Андерс подошел к кофемашине и поставил на нее свою чашку. Его плечи и спина были бледными, почти белыми, а предплечья — загорелыми, как у дальнобойщика летом.
— Обычно она ночью спит как сурок, — произнес он.
— А вы, надо думать, нет.
— Почему вы так думаете?
— Откуда бы вам иначе знать, что она спит как сурок?
— Она сама так говорит.
— А вы просыпаетесь, только когда слышите шаги наверху?
Андерс посмотрел на Харри и кивнул:
— Вы правы, Холе. Я плохо сплю. Не так-то легко заснуть после того, что случилось. Лежишь, думаешь, строишь версии.
Харри отпил из чашки:
— Не поделитесь?
Андерс пожал плечами:
— Я не так много знаю о массовых убийцах. Если этот — из них.
— Не из них. Это серийный убийца. Большая разница.
— Ну да, а вы не заметили, что у жертв есть что-то общее?
— Все они — молодые женщины. Что-то еще?
— Все они были или оставались неразборчивыми в половых связях.
— Что?
— Почитайте газеты. То, что написано об их прошлом, говорит само за себя.
— Но Лисбет Барли — замужняя женщина, и, насколько нам известно, она была верной женой.
— В супружестве — да. Но до этого она выступала в группе, которая разъезжала туда-сюда и играла на дискотеках. Не будьте наивны, Холе.
— Хм… И какой вывод вы делаете?
— Убийца, который берет на себя смелость выносить другим смертный приговор, считает себя Богом. А в Послании к евреям, глава тринадцатая, стих четвертый, говорится: «блудников же и прелюбодеев судит Бог».
Харри кивнул и посмотрел на часы.
— Я запишу, Нюгорд.
Андерс постучал пальцами по чашке:
— Нашли, что искали?
— Да, я нашел пентаграмму. Полагаю, вам известно, что это такое, раз вы занимаетесь церковной утварью.
— Вы имеете в виду пятиконечную звезду?
— Да. Как Вифлеемская. Часом, не знаете, что она может означать? — Харри опустил голову, будто смотрел на стол, а сам внимательно изучал лицо Нюгорда.
— Кое-что. Пять — важнейшее число в черной магии. А вверх указывало два луча или один?
— Один.
— Тогда это не знак тьмы. Описанный вами символ может означать жизненную энергию и желания. Где вы ее увидели?
— На балке над постелью.
— А-а, — протянул Нюгорд. — Тогда это отличный символ, «марин крест» называется.
— «Марин крест»?
— Языческий знак. Его чертили над входом, чтобы уберечь дом от мары.
— Это еще что такое?
— Мары-кошмары. Мара — злой дух в обличье женщины, которая садится спящему на грудь и посылает ему дурные сновидения. Язычники считали ее призраком. Ничего странного, что слово «мара» восходит к индоевропейскому «мер».
— Ну, в языках я не силен.
— «Мер» означает смерть, мор. — Нюгорд посмотрел в чашку. — Или убийство.
Вернувшись домой, Харри обнаружил на автоответчике сообщение от Ракели. Она спрашивала, не сводит ли Харри Олега во Фрогнербад завтра, она с трех до пяти будет у дантиста. Это просьба Олега, уточнила она.
Харри сидел и слушал запись, пытаясь вспомнить дыхание в трубке, когда кто-то позвонил несколько дней назад, но потом бросил это занятие.
Он разделся и лег в постель. Прошлой ночью он убрал одеяло и сегодня укрылся одним пододеяльником. Во сне он запутался, попал ногой в отверстие, пытаясь вырваться, перепугался и проснулся от треска рвущейся ткани. Темнота за окном уже начинала светлеть. Он отшвырнул пододеяльник на пол и отвернулся к стене.
Потом пришла мара. Она навалилась ему на грудь и прижалась губами к его губам. Голова закружилась. Мара склонилась к самому уху и горячо в него дохнула. Огнедышащий дракон. Бессловесное сообщение из автоответчика. Она хлестала его по ногам и бедрам, и боль была сладкой, и она говорила, что скоро он не сможет любить никого, кроме нее, поэтому нужно привыкать.