«Ты, наверно, Патрокл, собрался уж наш город разрушить,
Женщин троянских хотел ты на ваших судах мореходных,
Дней их свободы лишив, увезти в отечество ваше.
Эх, ты, глупец! Ведь за них быстролетные Гектора кони
Биться летят, над землей расстилаясь; чтоб дней принужденья
Им не узнать, я и сам средь троянских мужей отличаюсь
Острою пикой. Тебя ж ястреба тут у нас растерзают!
Бедный! И сам Ахиллес не помог тебе, как ни могуч он!
Сам оставаясь, наверно, тебя наставлял он в дорогу:
«Ты у меня и не думай, Патрокл быстроконный, вернуться
Раньше к судам нашим быстрым, чем Гектору мужеубийце
Ты на груди не проколешь доспеха кровавого пикой!»
Так говорил он тебе, и послушался ты, безрассудный!»
В изнеможеньи ему отвечал ты, Патрокл конеборец:
«Что же, Гектор, хвались, величайся! Зевес с Аполлоном
Дали победу тебе. Но ведь боги меня победили.
Им это сделать легко. И доспехи они с меня сняли.
Если б и двадцать подобных тебе предо мною предстало,
Тут же погибли бы все, усмиренные пикой моею!
Гибельным роком сражен я и сыном Лето, а из смертных
Мужем Евфорбом, а ты только третьим удар мне наносишь.
Слово другое тебе я скажу, и подумай об этом:
Жить на земле и тебе самому остается недолго;
Близко уж смерть пред тобою стоит с могучей судьбою.
Должен ты пасть от руки Ахиллеса, Эакова внука!»
Так он сказал, и покрыло его исполнение смерти.
Члены покинув его, душа отлетела к Аиду,
Плачась на участь свою, покидая и крепость, и юность.
Но и к умершему слово промолвил блистательный Гектор:
«Что ты мне предвещаешь, Патрокл, недалекую гибель?
Может ли кто-нибудь знать, не Пелид ли, рожденный Фетидой,
Раньше погубит свой дух под острою пикой моею?»
Так он сказал и, ногой наступив на Патрокла, из тела
Вырвал копье, и спиною на землю с копья его сбросил.
Тотчас затем он с копьем устремился на Автомедонта,
Богоподобного мужа, возницу Эакова внука,
Чтобы убить. Но умчали того быстроногие кони, —
Кони бессмертные, дар от богов олимпийских Пелею.
Не ускользнула от глаз Менелая, любимца Ареса,
Гибель Патрокла, в бою усмиренного силой троянцев.
Выступил он из рядов, облаченный сияющей медью,
И возле трупа ходил, как теленка обходит с мычаньем
Первородящая мать, не рожавшая раньше ни разу.
Так же вкруг тела Патрокла ходил Менелай русокудрый.
Пику вперед выставлял он и щит, во все стороны равный,
Каждого смерти готовый предать, кто бы вышел навстречу.
Не безразличным, однако, к Патроклу убитому также
И копьеборец Евфорб оставался. Близ самого трупа
Остановившись, сказал он Атриду, любимцу Ареса:
«Зевсов питомец, Атрид Менелай, повелитель народов!
Тело оставь, отойди! Отступись от кровавой добычи!
Раньше меня ни один из троян иль союзников славных
Острою пикой в кровавом бою не ударил Патрокла.
Дай же мне громкую славу теперь получить у троянцев!
Иль и тебя я сражу и лишу многосладостной жизни!»
С гневом великим ему отвечал Менелай русокудрый:
«Зевс, наш отец! Прилично ли так гордецам похваляться!
Право же, так не гордятся могучею силой своею
Ни леопард, ни бестрепетный лев, ни кабан белозубый,
Гибельный, более прочих кичащийся силой своею, —
Как превозносят себя копьеборцы, Панфоевы дети!
Гиперенорова сила недолго своей наслаждалась
Юностью после того, как ругаясь, со мной он сошелся
И заявлял, что меж всех аргивян наихудший я воин.
Кажется мне, не своими ногами из боя он вышел
Радость жене молодой принести и родителям чтимым.
Так же и силе твоей положу я конец, если выйдешь
Против меня. Но совет тебе дам я: как можно скорее
Скройся в толпу, не иди на меня или плохо придется!
Только тогда, как случится беда, дураки ее видят».
Не убедил он Евфорба, и тот, возражая, ответил:
«Нынче, питомец богов Менелай, целиком ты заплатишь
Мне за убитого брата. Гордишься ты этим убийством,
Рад, что жену его сделал вдовой в новостроенной спальне,
Что в несказанное горе и слезы родителей ввергнул.
Всем бы я им, несчастным, принес окончанье их плача,
Если б, с твоей головой и с доспехом твоим появившись,
Я их Панфою вручил и Фронтиде божественной… Что же,
Пусть не останется долго неначатым бой наш с тобою,
Пусть решится, кто силу покажет, кто пустится в бегство!»
Молвил — и пикою в щит, во все стороны равный, ударил.
Но не смогла она меди пробить, острие изогнулось
В крепком щите Менелая. Вторым Менелай русокудрый
Медную пику занес, помолившись родителю Зевсу.
Он отскочившему прямо попал в основанье гортани
И надавил на копье, полагаясь на мощную руку.
И через нежную шею насквозь острие пробежало.
С шумом на землю он пал, и доспехи на нем зазвенели;
Кровью смочилися кудри, подобные девам Харитам,
Золотом и серебром перевитые косы Евфорба.
Как человек деревцо молодое маслины выводит
В месте безлюдном, в котором струится родник многоводный;
Пышно растет деревцо; дыхание ветров различных
Нежно колеблет его; и белым цветет оно цветом;
Но налетает внезапно с сильнейшею бурею ветер,
Вон деревцо вырывает из ямы и наземь бросает.
Схожего с тем деревцом копьеносного мужа Евфорба,
Смерти предавши его, обнажал Менелай от доспехов.
Как в своей силе уверенный лев, горами вскормленный,
Самую лучшую ловит корову в пасущемся стаде,
Шею сперва ей дробит, захвативши в могучие зубы,
После же с жадностью кровь пожирает и потрохи жертвы,
Всю раздирая на части; вокруг пастухи и собаки
Громко кричат на него издалека, однако навстречу
Выйти ему не хотят, объятые ужасом бледным.
Так же и между троянцев никто не осмелился духом
Смело навстречу пойти Менелаю, Атрееву сыну.
Славный доспех Панфоида легко бы тут мог унести он,